Меч Христов. Карл I Анжуйский и становление Запада - [28]
Мы не будем останавливаться здесь на подробностях крестоносной эпопеи, предшествовавшей походу 1248 года, — литературы на эту тему более чем достаточно. Отметим лишь, что к началу XIII века ситуация по сравнению с временами столетней давности заметно изменилась. Во-первых, западным христианам не удалось как следует закрепиться в Святой земле. Иерусалимское королевство и еще несколько княжеств, основанных крестоносцами, были слабы и находились под постоянной угрозой уничтожения — особенно после того, как в Малой Азии и Восточном Средиземноморье в качестве главной силы, противостоящей христианам, арабов сменили турки-сельджуки. В 1187 году их предводитель, легендарный Саладин[53], занял Иерусалим, что стало поводом для организации Третьего крестового похода, который, однако, закончился неудачей. Незадолго до этого, в 1176 году, войско византийского императора Мануила было наголову разбито турками при Мириокефале. От этого поражения Византия более не оправилась, уйдя в глухую оборону и постепенно теряя свои малоазийские владения. В совокупности оба эти события обозначали крупный исторический поворот: экспансию христианской Европы на Восток на много веков сменила мусульманская экспансия на Запад. Современники, правда, этого не осознавали, а христианские державы впоследствии предприняли несколько попыток переломить ситуацию. К этим попыткам следует отнести и военные экспедиции Людовика Святого. Во-вторых, сами крестовые походы стали все больше превращаться из военно-религиозных в военно-политические предприятия, а иногда и просто в разбойничьи набеги. Особенно ярко это проявилось во время Четвертого крестового похода (1202–1204), целью которого в результате венецианских интриг вместо Иерусалима оказался христианский Константинополь. Следствием его падения стали навсегда испорченные отношения (которые и до того не были безоблачными) между католическим Западом и православным Востоком, Римом и Византией. Было бы странно, если бы греки простили латинянам злодеяния, которые французский рыцарь, участник этого похода Жоффруа де Виллардуэн описал с какой-то обезоруживающей наивностью: «…Последовали резня и грабежи; греков убивали направо и налево, забирали как добычу и их ездовых лошадей, и мулов, и жеребят, и прочее добро. Убитых и раненых было столько, что не сосчитать… Со времени сотворения мира не было захвачено столько добычи в одном городе. Всякий располагался, где ему нравится, а недостатка в прекрасных жилищах в городе не было. В них охотно разместились крестоносцы и венецианцы. Они все испытывали радость и благодарили Господа за победу, которую Он им даровал, ибо те, кто был беден, теперь пребывали в богатстве и роскоши»>{86}. С последствиями тех событий придется много десятков лет спустя столкнуться и Карлу Анжуйскому в его балканской и ближневосточной политике.
В-третьих, крестовые походы стали использоваться в качестве инструмента политической борьбы. Особенно ярко это проявилось в ходе Шестого похода (1228–1229)) организованного императором Фридрихом II Гогенштауфеном. Фридрих дал обет отправиться в Святую землю еще в 1215 году, юношей, отвоевав императорскую корону у своего соперника Оттона IV. В этой борьбе Фридрих пользовался поддержкой папы Иннокентия III. При преемниках Иннокентия, однако, ситуация изменилась — настолько, что Фридрих, рассматривавшийся ныне Римом как главная угроза политическому и духовному авторитету папы, был отлучен от церкви[54]. Тем не менее в 1228 году император с войском отплыл в Святую землю, сознавая, что тем самым не только исполнит данный им обет, но и нанесет ущерб своему главному противнику — папе: «Крестовый поход, не получивший благословения папы, был угрозой политическому положению папства как организатора священной войны и посредника — за счет своего права отпускать грехи — между Богом и человеком»>{87}. Вряд ли что-то подобное этому «светскому» походу было возможно в предыдущем столетии.
Шестой крестовый поход отличался от нескольких предшествующих и тем, что оказался успешным. К тому же Фридриху II удалось избежать сколько-нибудь серьезных боевых действий. Воспользовавшись распрями между мусульманскими правителями Ближнего Востока, император Запада договорился с одним из них, султаном аль-Камилем, об условиях мира, выгодного для обеих сторон. Точнее, речь шла о перемирии на 10 лет — на этот срок Иерусалим возвращался под власть христиан, но оставался без укреплений; вдобавок мусульмане оговорили для себя свободный доступ к своим святыням, расположенным в городе. Иерусалим и прибрежные области, находившиеся под контролем крестоносцев, соединяла узкая полоса, своего рода коридор, также принадлежавшая отныне Иерусалимскому королевству[55]. В то же время святые места христиан, не защищенные укреплениями, оставались предельно уязвимыми для новой мусульманской атаки — что и подтвердилось в 1244 году, когда Иерусалим был вновь взят, разграблен и сожжен турками-хорезмийцами, союзниками сына аль-Камиля, султана ас-Салиха Айюба (о нем речь впереди). Таким образом, успех императора Фридриха оказался недолговечным.
