Mea culpa - [36]

– Николай… Николай Иваныч.

– Леночка, это папин товарищ. Он нам починил пылесос.

Леночка посмотрела на него – не смущаясь, широко открытыми серо-голубыми глазами – и серьезно сказала:

– Спасибо.

Николай вдруг разом раскрепостился – и засмеялся.

– На здоровье.

Леночка удивилась (сдвинула брови и игольчато наморщила лоб) и посмотрела на мать – потом снова на Николая.

– Но вы же мне ничего не дали покушать… Николай покатился – тут же испугался, потому что смех его языком тяжелого колокола ударил по стенам кухни, разбежался по всей квартире, – и уже беззвучно заулыбался. Он посмотрел на Надю: она смеялась!… Зубы у нее были не очень ровные, но очень милые – маленькие и белые.

– Леночка, иди в комнату, – сказала Надя. – Мы попьем чаю. Я посмотрю за твоим борщом.

Леночка сказала:

– Я тоже хочу чай, – но послушно пошла.

– Мы тебя позовем.

«Мы», – непонятно подумал Николай.

Надя наполнила чайник – славный такой чайник, красный и тоже в белый горох, все вместе было просто чудесно: халат голубой, чайник красный, и на халате и на чайнике белый горох, – и поставила его на плиту. Двигалась она быстро, легко, шагов не было слышно… Николай вдруг заметил, что из крана течет вода. Он шагнул к раковине и закрутил вентиль… вентиль на четверть оборота подался и встал. Вода продолжала течь. Он секундно подумал, глядя на ртутно поблескивающую волнистую струйку, вспомнил лицо жены…

– Знаете что, – решительно сказал он, – не надо чая. Честное слово не надо, я же только поел. Я вот лучше вам… кран починю.

Она как-то беспомощно посмотрела на него.

– Не надо… Не надо, ну что вы. Вы уже пылесос починили, такое спасибо вам…

– И кран починю, – загораясь нетерпением, радостно сказал он. Ну – просто в жизни никогда, нигде и ни за какие деньги не хотелось так поработать. – А вы пока подумайте, что у вас еще неисправно. Да… а как вас зовут?

– Надежда Васильевна.

– Где у вас… у вас есть инструмент?

Он вдруг увидел, что ее пальцы – тонкие, с коротко стриженными розовыми ногтями – царапают крышку стола, – вспомнил другую руку, широкие длинные ногти, лунки алого лака… Стряхнул.

– Мне неудобно…

«Неудобно спать на потолке», – чуть не сказал он. В цехе часто так говорили – с добавлением еще нескольких неудобств.

– Да это секундное дело!

Инструмент у Бирюкова был там же, где и у него, – в настенном шкафу в уборной.

– Я вызывала сантехника, – как будто извиняясь, сказала она за его спиной – когда он, отключив воду, выворачивал вентиль. – Он сказал, что ничего сделать нельзя, надо покупать новый кран. А… – Она запнулась.

– В магазинах вентилей нет, и он вам предложил поставить свой – за четыре рубля, – докончил Николай.

– За пять…

– А, ну да… водка же подорожала. – Он вытащил вентиль. Арматура была почти новой, резьба на штоке оказалась нетронутой – только копеечная резиновая прокладка была проедена кромкой седла почти на всю толщину. Черт, дома у него сколько угодно прокладок. Ладно, как-нибудь… в другой раз?… Пока он просто перевернул прокладку и уложил ее вверх нетронутой стороной.

– Сволочь он, этот сантехник. Знаю я его. Он… – Николай машинально хотел рассказать, что этот сантехник и Свете предлагал поменять новый вентиль на свой – правда, за четыре рубля, – когда Николай был в командировке в Ростове, – но на слове «он» почувствовал острое нежелание говорить о жене… Он откашлялся и затянул кран разводным ключом. Потом вышел в уборную и пустил холодную воду.

– Ну, что? – крикнул он.

Он слышал, как она тихонько ахнула.

– Не течет!…

– Конечно, не течет, – сказал он, входя в кухню, – радуясь ее удивлению. – Но эта прокладка скоро все равно полетит. Надо поставить новую. В следующий раз… – он кашлянул. «Научить даже женщину менять износившуюся прокладку – минутное дело. Показать ей как, и будет менять сама?… И не надо будет никого приглашать…» Вслух он сказал:

– Ну, что у вас еще не работает?

– Все, все, – запротестовала она, – честное слово, все… Вы просто волшебник… у вас золотые руки. – У него как будто открылась грудь – так легко и радостно он дышал. Вдруг лицо ее затуманилось. – Ну давайте же чаю…

– Лампочка не работает, – раздался обиженно-строгий голосок у него за спиной.

Николай с живостью обернулся.

– Какая лампочка?

– Лена!…

– Лампочка, – уже тише сказала девочка и опустила глаза. – Маленькая…

– Ну, пошли, – сказал Николай и взял девочку за кукольную ручку. Он шел за ней по темному коридору и улыбался. Надя шла следом, что-то недовольно шепча. Он вошел в комнату – письменный стол, шкаф, какие-то крупнолистные, на длинных мохнатых черенках цветы на подоконнике, куклы в коробке на полу, детская кроватка… на столе он увидел лампу – в виде маленькой керосиновой, с патроном миньон, и рядом с ней – фотографию Бирюкова. Бирюков на фотографии был симпатичный, совсем молодой – как на том, висевшем на заводе портрете… он помолчал и сказал, не глядя на Надю:

– Алексей был хороший парень… Надежда Васильевна.

– Да, – тихо сказала она и поправила подушку на детской кровати.

В лампе провод переломился в месте зажима в патроне. Починка у него заняла десять минут; он щелкнул выключателем – за молочным стеклом загорелась оранжевая дуга. Леночка засмеялась.