Мазурка для двух покойников - [51]

– Иди, Бетховен, за шпинатом! И не задерживайся! Принеси также дубовый уголь и зайди в мастерскую узнать, для кого тот шикарный фоб, что вынесли утром.

– Сейчас пойду, Паулита, дай дочитать газету.

– Никаких газет! Сперва долг, потом развлечение.

– Ладно, жена.

У доньи Паулы пять нахлебников: священник дон Сенен Убис Техада, бронхитик; отставной пехотный бригадир дон Доминго Бергаса Арнедильо, астматик; протезист дон Мартин Бесарес Леон, воспаление мошонки, и мы двое, раненые.

– Было б хуже, если б мы еще были глупые и старые, верно?

Второй артикул уложения 1852 г. о благотворительности подразумевает, что больше всего нуждаются во внимании сумасшедшие, глухонемые, слепые, паралитики и увечные, пожалуй, правильно. У хозяев-супругов только одна дочь, Паулита, бедняжка отвратительна, похожа на крысу, вдобавок усы, бакенбарды, очки, что называется, ужас, да и только.

– Почему не приударишь за ней? Немного бы поухаживал, нас, думаю, лучше бы кормили, ты толстокожий, отчего не попробуешь?

– Сволочь! А ты почему не попробуешь? Раймундо, что из Касандульфов, и его кузен артиллерист Камило ходят в госпиталь делать инъекции, лечение амбулаторным путем, ясное дело, сестра Каталина продолжает давать талоны; через несколько дней, когда сидели в кафе, в разговоре всплывает:

– Что скажешь насчет Афуто Гамусо и Сидрана Сегаде? Раймундо, что из Касандульфов, становится серьезным и понижает голос:

– Ничего, что ты хочешь, чтоб я сказал?

Его кузен, артиллерист Камило, глотнув коньяку, смотрит в пол.

– Что, по-твоему, должны мы делать?

– Не знаю, покамест набраться терпения и ни с кем не говорить об этом, надо подождать, когда все кончится и можно будет собраться семьей и решить, Моранов много, Гухиндесов еще больше, все, кто жив, должны сказать свое слово, тот, о ком мы с тобой знаем, должен заплатить за свое преступление, так это не пройдет, есть закон, что правит нами, поговорим о другом, чему быть, того не миновать.

Артиллерист Камило спрашивает еще две рюмки.

– Есть запасные талоны?

– Нет, но кто знает, что будет с нами завтра.

Когда приносят коньяк, Раймундо, что из Касандульфов, все еще в раздумье.

– Смотри-ка, нельзя даже выпить за твое здоровье и сказать «салюд»![48]

До дому четыре дня поездом, одно мучение.

– Мог бы, сегодня же пошел бы домой.

– Слушай, и я! И кроме того, подарил бы ружье первому встречному.

Здоровье Раймундо, что из Касандульфов, и его кузена Камило постепенно улучшается, но они дохнут со скуки, к тому же нет ни гроша, партия в покер в «Иберии» давала лишь возможность заплатить за квартиру, нельзя было чересчур рисковать, Паулита, кроме того, что была страшна, как смертный грех, оказалась добродетельной, и хотя артиллерист Камило из кожи лез вон, чтобы соблазнить ее, его план устроиться как у Христа за пазухой с треском провалился.

У дона Атанасио Игеруэла Мартина из Сеговии – ловкость рук, карточные фокусы, гипноз, отгадывание мыслей и будущего – не масон ли наполовину? – сбежала жена с мавром, у дона Атанасио пошла изо рта пена.

– Не шлюха ли она – удрать с магометанином?

– А вы знаете, где она?

– Нет, не знаю и не интересовался, я ее вычеркнул из своей жизни.

– Черт возьми!

Разговоры о женщинах обычно очень утешают мужчин. Артиллерист Камило силился настроить гаиту.

– Слушайте, сеньор Игеруэла, цену женщинам мы знаем, есть шлюхи, есть калеки, есть глухие, у одной – конъюнктивит, у другой – опущение матки, у третьей воняет изо рта, у этой болит позвоночник, та сбежала с мавром или с христианином, все равно, некоторые хотят направить тебя на путь истинный и сделать порядочным человеком, чтоб им пусто было! и тогда целый день говорят тебе, что ты должен сделать, дают советы, спрашивают отчета, словно у тебя своей головы нет, ведут себя как образцовые матери, нужно ангельское терпение, почему бы им не уняться? Вероятно, не могут. Женщины хороши, я знаю, но не все, чтоб далеко не идти, Паулита – полное фиаско во всех смыслах, но в общем они, конечно, хороши, жаловаться нельзя, плохо то, что очень узколобы и все стараются организовать… Слушайте, не знаете ли вы кого-нибудь в госпитале Нанкларес де Ока?

– Нет, а что?..

Робин Лебосан всю ночь писал, чувствует легкий жар и готовит кофе с ложечкой спиртного, у него и осталась-то капелька, по крайней мере кофе горячий, отхлебывая, он читает написанное, поднимает глаза и задумывается.

– Да, кофе я заслужил, несомненно, есть вещи отдаленные и есть близкие, память возвращает время событиям и имена людям, памяти многое дано, по правде, все уходит мало-помалу в прошлое, Бенисья была тогда девочкой, Адега, ее мать, недавно овдовевшая, очень хорошо выглядела, Монча всегда была элегантной, истории теснятся в мозгу, в нашей семье никто никогда не написал разумного завещания, это не экзамен на здравый смысл, но близко к этому, похоже, Раймундо всегда нравились горы, у меня никогда не было здоровья в избытке, помню, однажды Раймундо сказал мне: я хожу на волка, на кабана, но не на кролика, это – для кастильцев, они выходят утром в поле с ружьем и палят по всему, что движется, по тому, что живо, будь то голубь, кролик, ребенок, все равно, Раймундо был на островке в дельте Миссисипи, где говорят по-испански… один сеньор сказал другому вполне серьезно: вы ошибаетесь, умный – это тот дурачок, который умирает молодым…