Мазарини - [89]

Фронда или фронды являлись результатом соединения всех этих факторов, обострявшихся из-за распространенного мнения (подкрепляемого с помощью денег) о том, что «добрая королева» слаба и что во всем виновен отвратительный «сицилиец». Его неустанно обвиняют во всех смертных грехах (достаточно вспомнить 5200 мазаринад!).

Амбиции, бредни и аппетиты одних и других, объединившихся на несколько месяцев, объясняют неистовую силу и длительность феномена Фронды в атмосфере нищеты и ужасов. Несмотря на то что некоторые проявления Фронды имели место и после ее поражения, они могут быть истолкованы только как конец мира интриг, сепаратизма и государственного непослушания.

Так как же можно было победить или, по крайней мере, укротить умиравшего зверя?

…Обдумаем поражение Фронды

Не станем долго размышлять и теряться в догадках. Фронда пала из-за собственной слабости и благодаря уму (что оспаривалось) и силе (временами шаткой) тех, кого хотела победить, то есть Мазарини, небольшой группы верных ему людей, королевы, а возможно, и юного короля.

Что общего было между несколькими дюжинами парламентариев, купивших свои должности (или унаследовавших), как покупают большие фермы, и получивших, кроме власти и выгоды, дворянство, и теми блестящими людьми, чье дворянство насчитывало века (иногда их титулы были такими же древними, как Капетинги, если не старше)? Конде, как и все остальные, не упускал случая посмеяться над ними жестоко раня словами, хотя использовал время от времени и умел приветливо улыбаться.

Внутри каждой группы согласие было редкостью. Мы уже говорили, что в Парижском парламенте (только он играл, или пытался играть важную роль) присутствовали «неистовые», «умеренные», «верные власти» (в том числе новый Королевский прокурор Никола Фуке) и «болото», внимательно следившее за происходящим (его численный состав рос). Две трети парламентариев тайно поддерживали последними деньгами финансистов и откупщиков, вслух обливая их грязью.

Что касается самых высокородных, соперничество всегда мешало им действовать эффективно.

Гордость, часто гипертрофированная, принца Конде, переменчивость Гастона Орлеанского и бесконечные происки, тайные или явные, Гонди сталкивались, не позволяя им осуществить план или довести до конца комбинацию, что было бы вполне реально, действуй они упорно и последовательно.

Недовольство части буржуазии, считавшей, что она платит слишком большие налоги, и бедняков, действительно задавленных нищетой, приводило к тому, что буржуазия поддерживала своими выступлениями, криками, насилием и оружием амбиции и устремления обеих привилегированных групп. Выступления длились несколько дней или несколько недель, потом напряжение спадало, что во многом объяснялось восторженным обожанием короля, усталостью и нищетой.

Отдельным фрондерам, временно объединявшимся в союз, необходимо было нечто, кроме строителей баррикад, рот не слишком храброй плохо вооруженной буржуазной милиции или банд негодяев, пьяниц и мародеров. У высокородных фрондеров (например, у Конде) были свои войска, но они «таяли» и «рассеивались», если им не платили жалованье и за ними не следовали интендантские обозы.

Лишь иногда самые неистовые осмеливались покуситься на Его Величество короля — юного, а потом и совершеннолетнего, коронованного, зато яростно атаковали его советников и — главное — «отвратительного» итальянца, ничтожного человека, наделенного всеми пороками. К несчастью для них, Мазарини был кем угодно, но только не слабым человеком, он оставался практически неуязвимым.

Этот политик и дипломат плохо разобрался в том, что такое французский парламент, думая, что сможет устрашить претенциозных заговорщиков, арестовав нескольких главарей. Мятежи 1648 года быстро открыли Мазарини глаза. Его тактика стала евангельски простой, если возможно употребить это слово применительно к смертному человеку. Кардиналу пришлось успокоить гордую и страстную Анну Австрийскую и научить ее страдать молча, иногда уступая или делая вид, что уступает. На кон было поставлено будущее сына, и королева поняла. Природный ум и предупредительная нежность кардинала сделали остальное.

Главным в тактике Мазарини было удаление монарха и двора от главной опасности — Парижа (это был и способ наказать столицу). Он разделял противников, лаская их, подкупая, проникая в их среду либо отдаляясь от них (в первый раз — без особой радости, с удовольствием — во второй), то есть делал вид, что уступает, и готовил всегда неожиданный реванш. Джулио с религиозным благоговением полагался на время, своего великого господина, которого не сумели улестить ни Гонди, ни Конде, его главные противники.

Почти всегда в поворотные моменты Мазарини умел быть бесстрашным, даже неосторожным: так, он согласился жить в практически незащищенном Пале-Рояле. Кардиналу повезло, что Конде был с ним в самом начале Фронды, а позже появился Тюренн. Оба великих французских генерала по очереди играли роль защитников трона и, следовательно, министра. Но что могли великие генералы без армии? А как набрать армию, не покупая ее? Когда Тюренн вернулся в королевский лагерь, его полки почти растаяли. Когда Конде покинул Париж, его собственные части, разбитые и павшие духом, не смогли ни питать честолюбие, ни сопротивляться.