Майя и другие - [48]

– Что ты шьешь?

Она ответила:

– Платье для куклы.

– А почему черное?

– Потому что это из маминого платья. Я хочу, чтобы моя кукла в мамином платье ходила.

Потом посмотрела на меня:

– Ты разве не знаешь, что у меня мама умерла!

И стала рыдать. А я сказала:

– А у меня папа умер.

И тоже заплакала. Наши слезы нас сцепили.

Светлана приезжала к нам на новогоднюю елку в Горки. Дедушка устраивал, когда в СССР ее еще официально не ставили. Может, поэтому Сталин и разрешил елку, когда узнал, что Горький очень празднует. У нас был большой праздник, приглашали всех детей – писателей, соседских. Дедом Морозом был наш сосед, полярник Отто Шмидт. С большой черной бородой, с мешком подарков, которые он раздавал детворе. Мамы наши решали заранее, что дарить. Чтобы подарок получить, надо было или станцевать, или стишок рассказать. Я пела “Спи, младенец мой прекрасный” и держала большую куклу. Дедушка слушал и плакал.

Светлана тоже стих какой-то говорила.

Бывала она у нас и на праздновании Нового года на Малой Никитской. Как-то мы гадали – на подносе жгли бумагу, а потом ставили так свет, чтобы на стене появилась тень. Светлана тоже сожгла бумагу, и ей кто-то начал говорить. Разумеется, пророчил все хорошее. А когда мы за столом уже сидели, она мне шепнула: “Что он там трепался, когда там могила с крестом была видна. Сказал бы сразу”.

Что она там увидела? Но я ее не стала расспрашивать. Сама испугалась.

Пытались ли за ней ухаживать? Нет, наоборот.

А мы с ней хулиганили… Как-то в Мухалатке проводили вместе лето. И попросили, чтобы нам дали винтовку. И стреляли в цель, очень даже неплохо, между прочим. Так и научились стрелять. Я потом в архитектурном институте вообще ходила на стрельбище. Стреляла и лежа, и с колена, и стоя.

Хорошо помню день, когда умер Сталин. Моя сестра плакала. А я – нет. Я жалела Светлану. Мы с Серго были на похоронах. Подходили к Светлане, она с Васей сидела у гроба.

Я Сталина не боялась. Я вообще была небоязлива. Нет, я Сталина ненавидела. Из-за Светланы. И фразы, которую он произнес с невероятной злостью, глядя мне прямо в глаза. Мы сидели обедали, все было спокойно. Он любил подтрунивать надо мной. В тот день спросил, много ли мальчиков вокруг меня крутится. Я тут же в краску, застенчивой девочкой была. Потом вдруг откладывает ложку и спрашивает: “Как там ваша старрррруха поживает?” Светлана вполголоса пояснила, что это он о бабушке моей спрашивает. Меня как будто по голове стукнули. Бабушка для меня была святым человеком.

Я не так давно была в Риме и оказалась с приятельницей в церкви. Священник меня пригласил к нему в кабинет. Я поднялась. Он усадил меня и показал карточку: “Это сделала ваша бабушка. Она добилась разрешения на эту карточку”.

Оказалось, что на Соловки попал его отец, там был страшный голод. Пароход не мог подвезти продукты в плохую погоду, на острове часто просто не оставалось пищи. Конечно, охрана припасы себе делала, а заключенных не кормили. И бабушка выхлопотала его матери карточку, согласно которой женщина могла посылать раз в месяц посылку с продуктами. Так они выжили. И когда я уже выходила из церкви, этот настоятель мне сказал: “Бабушка ваша была святым человеком”.

Очень многих она спасала. За границу как-то отправляла. Она очень была за границей популярна, она еще при царе жила несколько лет в Париже, членом партии эсеров была, с ней ничего не могли сделать. Ее хорошо знали и побоялись тронуть.

Светлана, кстати, с моей мамой тоже была дружна.

Да все, кто видел маму, ею увлекались.

Что такого было в маме? Красивая она была, конечно. Но дело не в красоте. Она была женственная, добрая. Очаровательная. Именно так о ней говорили: “Очаровательная”. И вот так ей не везло.

Простил ли Сталин отказ? Ее-то простил. Но все, кто подходил к ней близко, обязательно страдали.

Он интересовался всеми. Если ему о ком-то докладывали, то немедленно следовала кара.

Говорили ли мы с мамой о папе? Это была для нее непростая тема. Когда он приехал в СССР, все и началось. Его просто стали спаивать, зная его склонность к алкоголю.

Почему он простудился в тот роковой день? Мама сказала: “Еще раз увижу тебя в таком состоянии, мы расстанемся”. И когда он все-таки в таком состоянии приехал, находясь до этого в гостях у Ягоды, то не посмел зайти в дом, решил посидеть в саду, заснул и замерз.

Об отце мама не любила говорить. Это была ее боль. Она всегда говорила: “Потеряли мы Италию, потеряли мы нашу любовь и друг друга”.

Папу похоронили на Новодевичьем. Памятник сделала Вера Мухина, но идею предложил дедушка, взяв за основу работу Микеланджело, создавшего из мрамора раба. За папиной головой, если обратите внимание, огромная глыба, которая словно прижимает его к земле. Этой глыбой был дедушка, он так считал. Если бы не требование Ленина оставаться подле Горького, папа мог бы многое сделать, он был очень талантлив.

Когда памятник был готов, бабушка сказала Мухиной: “Вы продлили мне свидание с сыном”.

Дедушка без Максима прожил всего два года, но это уже было скорее просто физическое существование. Мы все хотели, чтобы его тоже похоронили на Новодевичьем. Но Сталин распорядился: только Кремлевская стена. Кто бы посмел поспорить…