Майя - [8]

Майя лежала неподвижно, вспоминая странный сон и повторяя про себя излюбленную отцовскую поговорку: «Коли не расскажешь сон, то исполнится он; коли скажешь кому, то не сбыться ему».

Она с небывалой яркостью помнила не то, что видела, а то, что чувствовала: неимоверное великолепие и сияющую, доселе невиданную роскошь. Роскошь… и неминуемую опасность. И странного старика в воде. Майя не могла понять, хочется ей, чтобы сон сбылся, или нет. Впрочем, чему там сбываться?

А вдруг она его не остановит, и он сбудется – сам по себе, но не так, как ей хочется, а по-своему, как пророчества из сказок, услышанных от Таррина и от старой Дригги, что жила по соседству. А если сон сбудется, то как Майя об этом узнает – сразу или только потом?

В животе у Майи заурчало от голода. Она прислушалась: за занавеской размеренно посапывала мать. Брать еду без спроса та не позволяла и была бы рада запереть кладовую, да на гельтский замóк денег не было, – впрочем, домашние никогда и не видывали изделий гельтских мастеров.

Майя тихонько выскользнула из-под простыни, натянула полузаштопанный сарафан поверх сорочки и на цыпочках прокралась к кладовой. Хлипкая дверца была перевязана обрывком бечевки. Майя бесшумно развязала узел, ощупью сгребла с полки ломоть хлеба и кусок жареной рыбы – остатки Тарринова ужина, – украдкой подобралась к порогу, отодвинула дверной засов и вышла из хижины в прозрачно-сизый сумрак летнего утра. Звонко щебетали птицы, на озере протяжно вскрикнула выпь, плеснула вода. Майя присела на корточки и пописала в траву на обочине тропки, а потом, медленно добредя до раскидистого ясеня, взобралась на свое излюбленное место.

Она ничком растянулась на толстой ветви, уперла лоб в ладони и глубоко вдохнула воздух, собравшийся в ложбинке меж грудей. Ломоть черствого хлеба она сначала согрела в подмышке, а потом с наслаждением вгрызлась в него. Внезапно по озерной глади скользнул яркий луч света и вдали, над противоположным берегом, показался краешек восходящего солнца.

Ослепительное сверкание воды напомнило Майе недавний сон. «Коли не расскажешь сон…» Неожиданно ее осенило: как известно, сны посылает Леспа, прекрасная спутница бога Шаккарна. Если Леспа послала этот чудесный сон, значит Леспе и надо его рассказать, объяснить, что он выше Майиного разумения, и попросить богиню поступить так, как ей угодно. Так свой сон Майя и расскажет, и не расскажет.

Она разделась догола, сунула одежду в развилку дерева, повисла на ветке и, раскачавшись, прыгнула в озеро. Холодная вода обожгла тело. Майя выдула нос, умылась и поплыла к центру озера, рассекая водную гладь, что рыбьей чешуей сверкала под солнцем.

Посреди озера Майю охватило привычное, успокаивающее чувство уединения и неги. Она перевернулась на спину и посмотрела в высокое небо:

– Услышь меня, прекрасная Леспа, та, кто собирает сны средь звездной пыли и рассыпает их среди смертных! Благодарю тебя за чудесный сон. Прости меня, но я возвращаю его тебе, поскольку он выше моего разумения. Молю, прими его и даруй мне то, что тебе угодно!

– Майя! – донесся с берега визгливый голос матери.

Девушка перевернулась в воде, откинула со лба волосы и вгляделась в берег. Морка стояла у двери коровника и, заслонив глаза рукой, смотрела на озеро.

«Странно… Почему она меня не видит?» – подумала Майя и тут же сообразила, в чем дело. Восходящее солнце светило Морке в глаза, и на сияющей поверхности озера голова Майи терялась в солнечных бликах. Девушка осторожно поплыла навстречу рассвету, стараясь не плескать.

Она вернулась к ясеню только через два часа – вышла на берег, стряхнула воду с тела, отжала волосы, оделась и неторопливо направилась к хижине. Нала выбежала навстречу сестре:

– Майя, ты где была?

– На озере, вот где.

– Тебя матушка обыскалась. Так осерчала!

– Ну, это не новость. А сама она где?

– На рынок ушла в Мирзат. И Келси с собой взяла. Она тебе велела кучу дел переделать, мне все пересказала, чтобы я тебе передала. Я все запомнила.

– Вот и славно. Только я для начала сети должна починить, меня Таррин вчера просил. Кстати, куда он подевался?

– Не знаю. Наверное, в деревню ушел. Но ты послушай, что матушка тебе велела, а то я забуду.

– Ладно, – вздохнула Майя. – Мало ли что она там велела! Что захочу, то и сделаю.

На берегу, под теплыми лучами солнца, Майя удобно устроилась в мягких складках огромной сети; узелки впивались в кожу сквозь тонкую ткань сарафана. Кусок полотна с разорванными ячейками Майя уложила на колени, пристроила рядом горшок со смолой, кусок воска, мотки бечевки и суровых ниток. Перемазанные смолой пальцы саднили от вязания тугих узлов.

Жужжали мухи, сверкала озерная гладь, где-то заливисто щебетала овсянка. Майя разжала усталые пальцы и мечтательно поглядела вдаль. Владычица Беклы… Таррин не раз подробно описывал, в чем именно заключаются ее священные обязанности, и рассказывал о бронзовой статуе Крэна, мастерски отлитой великим Флейтилем, – впрочем, Майе он признался, что сам ее никогда не видел.

– …А если она этого не сделает, то урожая не жди. Земля так и останется бесплодной, ничего и ни у кого больше не вырастет, – утверждал он.