Майлз Уоллингфорд - [6]

— Определенно, моя дорогая миссис Дрюитт, — говорила Люси, стоя подле пожилой дамы, которая опиралась на ее руку, глядя на великолепный закат. — Холмы Гудзона вовсе не идут ни в какое сравнение с этой красотою. Наверное, ни один художник не способен изобразить такой картины. А горным пейзажам недостает чего-то, их надо дополнять воображением.

Миссис Дрюитт, будучи дамой весьма почтенной, имела суждения довольно заурядные. Она принадлежала к обширному разряду людей, которые не дают себе труда помыслить о чем-либо самостоятельно и охотно выдают доверенность на мыслительные операции другим, целиком полагаясь на чужие мнения. Сама мысль о том, что что-либо может быть лучше холмов Гудзона, казалась ей еретической. Бедная миссис Дрюитт! Она в огромной степени была кокни, ничуть не подозревая об этом. То, что она считала превосходным, и для всех должно было являться таковым. Она мягко возразила Люси, что гудзонские холмы просто не могут ни с чем сравниться. Попробуйте опровергнуть такой довод! Люси попыталась было высказать и другие соображения в пользу своего мнения в обычной для нее кроткой, спокойной манере, но скоро оставила эту затею, предпочтя в молчании созерцать открывавшиеся перед нею виды.

Я стал невольным свидетелем этого маленького спора и мог близко наблюдать поведение обеих сторон. В поведении миссис Дрюитт чувствовалось снисхождение к неразумию юной особы; несмотря на то, что она очень сердечно обращалась с Люси, мне казалось, она возражала ей как любящая мать, которая оспаривает ошибочные взгляды ненаглядного дитяти. Люси, со своей стороны, с участием внимала ей и высказывалась так, как обычно высказываются молодые девушки, сообщая свои мысли ушам, которые, как они полагают, будут лишь снисходительно выслушивать их.

Закат не может длиться вечно; и даже зрелище столь чудесное вскоре наскучило мне. Дамы покинули палубу, я же решил стать на якорь, ибо ветер стихал и ожидался отлив. Мы с Марблом приспособили небольшое помещение в трюме под каюту, и туда я с радостью ретировался, поскольку сильно нуждался в отдыхе после крайнего напряжения всех сил, выпавшего мне в этот день. Я не ведал, что происходило вечером в других каютах, хотя спустя долгие часы после того, как моя голова опустилась на подушку, сквозь стену до меня доносились смех и радостные женские голоса. Когда Марбл возвратился в нашу каюту, он рассказал мне, что вечер в главной каюте удался, что молодые люди вели приятные беседы и даже он извлек большое удовольствие из слушания их.

Наб зашел к нам на рассвете. Дул свежий вест-норд-вест, но прилив только начинался. Мне не терпелось избавиться от моих гостей, я немедля созвал всех матросов, и мы снялись с якоря. Лоцман утверждал, что без труда проложит курс по узкому фарватеру вверх по течению, и, поскольку «Уоллингфорд» в прошлом проявлял свои лучшие свойства именно при противном ветре, я надеялся, что этот прилив поможет мне побыстрее освободиться от визитеров. Правда, шлюп вытеснял больше воды, чем обычные суда, ходящие в верховьях реки, но он был легок и сейчас же мог следовать туда, куда шли все груженые корабли из Олбэниnote 6. В то время на реке не было грандиозных сооружений; что до морских судов, то, насколько мне известно, ни одно из них никогда не пересекало Отмели. С тех пор многое изменилось, но осмелюсь напомнить читателю, что я пишу здесь о стародавних временах; события нашего рассказа происходили в году 1803 от Рождества Христова.

Едва якорь оказался на весу, на палубе закипела работа. Благодаря довольно сильному ветру я смог продемонстрировать преимущества «Уоллингфорда» перед неповоротливыми плоскодонными судами, встретившимися нам в этот день. Ветер по большей части благоприятствовал нам, и к тому времени, когда дамы вышли на палубу, мы уже находились среди островов, быстро и ловко пробираясь между ними. Для меня и для Марбла места эти были совершенно новыми, и между занятиями, необходимыми для наших маневров, и постоянной сменой пейзажа мы почти не имели возможности следить за происходящим в каютах. Едва только позвали к завтраку, как судно стало приближаться к наиболее трудному участку реки; нашу снедь мы взяли с собой на палубу, где наспех позавтракали, то и дело прерываясь, чтобы переменить галс. К счастью, однако, около восьми часов ветер стал отклоняться к западу, что позволило нам двигаться дальше, несмотря на уже начавшийся отлив. У нас появилась надежда достигнуть конца нашего путешествия, больше не становясь на якорь.

Наконец мы подошли к Отмели, которая, как и следовало ожидать, была усеяна судами, сидевшими на мели. Лоцман все же провел нас мимо них если не победоносно, что могло быть расценено как оскорбление менее удачливыми коллегами, то, по крайней мере, весьма успешно. Вскоре нашему взору представился Олбэни, прислонившийся к крутому склону холма и растянувшийся вдоль всего его широкого основания. В то время это был вовсе не тот город, что ныне, строений и людей в нем было почти на три четверти меньше; но и тогда, как теперь, это было одно из самых живописных мест во всей Америке. Не найти лучшего доказательства, правда весьма своеобразного, того, насколько более сильное влияние имеет витийствующая и пишущая братия по сравнению с простыми смертными, нежели тот довод, который приходит на ум по сравнительном рассмотрении наружности и местоположения Олбэни и черт сотни других городов, особенно в восточных штатах. Почти не имея себе равных по красоте местности или, по крайней мере, имея такое же местоположение, как Ричмонд и Берлингтон, если взять удаленные от водных путей города, Олбэни всегда считался голландским поселением, которое любой желающий во времена моей молодости мог без стеснения высмеивать. Мы — народ, вовсе не склонный «держать свет под спудом»