Майлз Уоллингфорд - [166]

и для тех, кто вообще склонны размышлять, каждый американец, приезжающий в Европу, получает вдвое больше пищи для интеллекта, чем дома. Наша страна — это страна действия, поступка, а не мысли или умозрения. Наши соотечественники производят, сообразуясь со своими обстоятельствами, некий результат, а не приходят к нему логическим путем, по размышлении. Кроме того, в странах Старого Света существует множество объектов и событий, обостряющих мыслительную способность, у нас же нет ничего подобного. Вследствие скудости прошлого и настоящего американец, погружаясь в размышления, попадает в будущее. Это будущее многое сулит и до некоторой степени может оправдать ограниченность в настоящем. Давайте, однако, позаботимся о том, чтобы оно не обернулось химерой.

Теперь, когда нам обоим уже за пятьдесят, Люси стала бесконечно дорога мне, стала самым желанным моим собеседником. Ее ясный ум прозрачней эфира, и я всегда обращаюсь к ней за советом, сочувствием и поддержкой с надеждой и доверием, которые может внушить только опыт. На закате нашей жизни я стал замечать, что моя жена постепенно освобождается от уз, связующих ее с этим миром, сохраняя только любовь к мужу и детям, и ее мысленный взор сосредоточен на жизни будущей. Таким образом она с безупречной правдивостью и искренностью стремится к исполнению своего предназначения; при этом в ней не появилось никакого презрения к мирскому, никакого ханжества, ее набожность не мешает ей любить нас и исполнять свои обязанности. Моя мать всегда была очень религиозной, но я говорю о религии радостной, религии, в которой нет и тени пуританства, в которой никогда не путают грех с невинной веселостью. Наше семейство — самое жизнерадостное из всех, мне известных, и, видимо, это происходит оттого, что в дополнение ко всем благам, ниспосланным Богом, моя жена понимает различие между тем, что Слово Божие запрещает, и тем, что порождено возбужденными и преувеличенными понятиями некоторых теологов, которые, постоянно проповедуя о вере, сосредоточили свое внимание на регламентировании нравственной дисциплины, словно в своих сердцах они. возложили все упование на действенность института благочестивых дел, который существует в их больном воображении. Я глубоко благодарен Люси за то, что она привила детям глубокое сознание долга, между тем как они совершенно свободны от ханжества и той вычурной позы, которую многие ошибочно принимают за подлинное благочестие.

Кому-то из читателей, быть может, любопытно, как время обошлось с нами, стариками, — мы ведь дожили до преклонных лет. Я все еще бодр, несмотря на годы, и, кажется, выгляжу гораздо моложе своих лет. Я объясняю это обстоятельство воздержанностью и моционом. Люси была положительно привлекательна лет до пятидесяти, даже до этого возраста в значительной мере сохранив живую, цветущую красоту. Я до сих пор считаю ее красивой, а старик Наб, находясь в благоприятном расположении духа, называет моих дочерей «прекрасными молодыми мисс», а мою жену «прекрасной пожилой мисс» И почему бы Люси Хардиндж не сохранить следы того очарования, которое делало ее такой прелестной в юные годы? Чистая сердцем, искренняя, правдивая, спокойная и добродетельная — разве такая душа может не сообщить своих благословенных черт этому лицу, на котором и теперь так живо отражаются ее лучшие порывы? Да, Люси все еще красива, и даже ее очаровательные дочери кажутся мне не столь прекрасными. То, что она все эти годы — рядом со мной, составляет не только радость, но и гордость моей жизни. Мне не стыдно признаться, что за этот счастливый дар я каждый день коленопреклоненно благодарю Господа.

О РОМАНЕ «МАЙЛЗ УОЛЛИНГФОРД»

Вторая часть дилогии об американском моряке Майлзе Уоллингфорде, вышедшая как и первая, «На море и на суше», в 1844 году, носит его имя. Любопытно, однако, что в британском издании название было заменено на «Люси Хардиндж», что можно счесть достаточно правомерным. Роль героини в этом романе выходит на первый план, вся таинственность умолчаний об ее отношениях с Майлзом разрешается в итоге повествования, а финал книги выглядит гимном в честь Люси как путеводной звезды героя. Любимая женщина в конце концов выступает его спасительницей посреди жизненных испытаний и, соединяясь с идеей Провидения, проясняет концепцию романа.

Что касается структуры — все события, очерченные в виде завязки в первой части дилогии, получают теперь свое драматичное разрешение, а важнейшие темы, заявленные Купером прежде, здесь продолжены. Применительно к «Майлзу Уоллингфорду» в числе важнейших остается основная оппозиция моря и суши; усилена тема дружбы (даже на нескольких уровнях), а в целом произведение посвящено таинству человеческих отношений и бытия. Явственно акцентирована политическая тема, связанная с открытой полемикой и сатирой. Рассмотрим же подробнее, как эти разнообразные мотивы соединяются в общее художественное целое.

Как и прежде, Купер поворачивает перед нами главную метафору произведения множеством граней, создавая игру символов, включающих практически все стороны человеческой жизни. Уже в первом романе, «На море и на суше», жизнь представала как клубок противоречий, выявлявших относительность суждений человека о ней и о себе самом. При этом море выглядело вольнее суши, откровеннее как друг и как враг, оно приводило к самораскрытию характера, а противостояние человека морю было честной борьбой под стать мужскому поприщу и предназначению. Все это остается справедливым и для второй части дилогии.