Майло Тэлон - [6]

«Лицо, которому адресованы письма, — гласил их отчет, — скончалось». Письма не давали даже намека на местонахождение девушки.

Когда я складывал бумаги, чтобы положить их в конверт, фотография мужчины с невестой скользнула на пол. Девушка за соседним столиком нагнулась и подняла ее. Я заметил, как вдруг у нее перехватило дыхание и побелели губы.

— Что случилось? Вы знаете их?

— Знаю их? О нет! Нет! Просто… просто женщина такая красивая!

«Она отдала мне дагерротип», — с неохотой подумал я.

— Спасибо. Думал, они вам знакомы.

— Это ваши родственники?

— Нет, я ищу их.

— Так вы полицейский?

— Нет, это деловая необходимость.

Она поднялась, чтобы уйти.

— Вы не сказали, как вас зовут.

— Вы тоже. — Она очень мило улыбнулась. — Я Молли Флетчер.

— Я Майло Тэлон. — Взгляд в сторону кухни убедил меня, что Герман на месте. — Кажется, повар занят, но, если хотите остаться в этом городе, советую поговорить с ним. Может, ему нужна помощь.

Она поблагодарила меня и ушла. Я проводил ее взглядом до дверей. Взглянув в окно, увидел, как она направилась к отелю.

Допустим, всего лишь допустим, что человек на другой стороне улицы наблюдал не за мной, а за ней? В этом был смысл. Она очень хорошенькая.

Я начал перечитывать письма одно за другим, но мысли мои блуждали далеко и не давали возможности сосредоточиться.

Кто ж такая Молли Флетчер? Почему она приехала сюда и решила остаться? Случайно ли ее присутствие в ресторане и обращение именно ко мне? Конечно, она могла просто ждать, пока кто-нибудь останется один, но торговец ясно дал понять, что ему нужна компания. По-моему, я нравился женщинам, хотя никогда не знал, что их привлекает. Может, мои рассказы о далеких землях, которые они никогда не видели?

И все же, почему она хотела остаться здесь? И почему, кстати, мистер Хенри выбрал именно это место, чтобы снова начать свои поиски?

И почему, в конце концов, я?

Глава 2

Из кухни вышел Герман Шафер и начал убирать со столов.

— Я заметил, как вы разговаривали с молодой леди. Симпатичная девушка, правда?

— Она ищет работу, Герман. Если железнодорожники узнают, что у вас такая красивая официантка, отбоя не будет, число посетителей как минимум удвоится. — Никогда не угадаешь, где получишь полезную информацию, поэтому, немного помолчав, я спросил: — Герман, ты не встречал парня по имени Ньютон Хенри? Или девушку, которую зовут Стаси Альбро?

— Нет, ни разу в жизни. — Он оторвался от столика, который протирал, и задумался. — Ньютон Хенри? Не родственник ли тому, в персональном вагоне?

— Сын.

— Хм. Никогда о нем не слыхал, но вот другое имя… Альбро. Это что-то знакомое. Необычное имя.

Он направился на кухню.

— Вы придете на завтрак? Я открываю в шесть, сейчас, осенью, это почти восход.

— Можете на меня рассчитывать. Герман, когда пойдете мимо окна, посмотрите, не стоит ли кто в дверях того пустого дома дальше по улице, или не слоняется ли кто возле отеля.

Он вернулся и продолжал собирать тарелки. Дважды выглянул в окно.

— Нет ни души.

Когда я вышел, улица была пустой. Горели лишь три фонаря и падал свет из нескольких окон. Лошади, стоявшие прежде возле салуна, и упряжка исчезли. Мои каблуки гулко стучали по деревянному тротуару. В скольких подобных городишках я побывал? Сколько миль отшагал по деревянным тротуарам, в скольких отелях жил? С какой стати нахожусь здесь, а не с матерью на ранчо в Колорадо? Может, и Барнабас уже вернулся.

Минуя узкий переулок, я заметил пегую лошадку с белым пятном на крупе, оседланную и готовую отправиться в путь. Ее хозяин явно беспокоился о том, чтобы лошадь не попала кому-то на глаза.

Если не считать того, что при мне находилась крупная сумма денег золотом, у меня не было никаких причин для тревог, и все же я чувствовал себя не в своей тарелке.

В фойе портье с рыжими усами дремал за своим столиком, на груди у него лежала газета. Прихватив другую газету, брошенную кем-то в кожаном кресле, я поднялся наверх. Из-под соседней двери выбивался свет. Возможно, Молли Флетчер?

Я остановился у двери своего номера и помедлил. С чего вдруг стал таким пугливым? Отступив в сторону, наклонился, повернул ручку и толкнул дверь внутрь. Темнота и молчание. Держа револьвер в правой руке, левой зажег спичку. Она вспыхнула — комната оказалась пустой, но повсюду валялись разбросанные вещи. Я зажег лампу. Чья-то торопливая, ищущая рука вывернула на постель содержимое моих седельных сумок, развернула и расстелила на полу одеяла.

Осмотр вещей убедил меня, что ничего не пропало. Мешочек с патронами к револьверу 44-го калибра; непромокаемый коробок спичек; острый как бритва нож; две чистые рубашки, которые я аккуратно сложил и завернул в одеяла; чистые носки; чистые носовые платки и немного гуталина. Мне всегда нравились до зеркального блеска начищенные сапоги. Там же лежал набор для рукоделия — нитки, иголки, несколько запасных пуговиц — и маленький кусочек трута, который я всегда носил с собой, чтобы разжечь костер в сырую погоду.

Глядя на этот беспорядок, я чувствовал себя обнаженным и выставленным напоказ. Для человека, прожившего столько лет, мой скарб выглядел чертовски бедным. Ничего не осталось от жестоких дней и ночей работы, пережитого голода, холода и жары, разбухших от дождей потоков, которые мне приходилось преодолевать. То, что лежало на постели, да память о пережитом — все, что я скопил за почти тридцать лет жизни.