Маятник - [17]

— Что ж вы, такая молодая, красивая женщина, сошлись с таким… в годах уже…

Мария Фадеевна хитро и довольно глянула на сыскного агента и, сложив губы трубочкой, подула на поднесенный в блюдце чай. Выдержав паузу, она проговорила кокетливо:

— Да разве в мужчине важна молодость? Я вот раньше чего хорошего в жизни видала? В няньках у чужих людей служила. А теперь вот у меня и дом, и детки, и муж. Ну, разве что не венчанный… А вообще Иван Иваныч — мужчина хоть куда, даром что усы седые. — она мелко засмеялась, показав ровные белые зубы.

— А как он был вчера одет?

— В то же, что и сегодня. Одежду не сменил.

Предупредив сожительницу Мироновича о возможном вызове на допрос к следователю, полицейские откланялись и вышли во двор. Отослав квартального на розыск местных дворников, Гаевский повернулся к Иванову:

— Что-то много у нас проколов, Агафон. Как же это может быть, что Миронович спокойно ушёл с места преступления и предупредил домашних, а-а? Куда пристав смотрел?

— Пристав сидел на ломберном столике, — усмехнулся Иванов, вспомнив «летучее совещание», устроенное Саксом, — Но это, конечно, бардак какой-то. Главное состоит в том, что Миронович обернулся туда-сюда и никто из полицейских в кассе не заметил его отсутствия. А ведь он должен был отсутствовать не менее часа!

— Хороший у него тыл, правда? — спросил Гаевский, имея в виду поведение Фёдоровой.

— Я в этом даже не сомневался. К этой женщине через сожителя пришло богатство. Она его не сдаст.

Дворницкая располагалась в самом углу двора в полуподвальной комнате, изгибавшейся буквой «Г». Одна дверь в нее вела из-под лестницы первого этажа подъезда, а другая — со двора. Несмотря на настежь открытые форточки, в ней было душно от трех закипавших самоваров, установленных в ряд на длинной печи. Солнце совсем не проникало в тёмные оконца, выходившие в тесный двор, застроенный дровяным и каретным сараями.

Дворников оказалось двое, оба лет пятидесяти, рослые, немногословные.

Старший из них, Егор Шишкин, смуглый мужчина с насупленными черными бровями, придававшими ему хмурый вид, возился с печкой, и отвечал на вопросы полицейских словно по принуждению, вяло. Младший, вызванный квартальным с улицы, примостился на колченогом табурете, смотрел на визитёров выжидающе.

— Да, г-н Миронович вернулись вчера в 22.30. Это точно, — уверенно сказал Шишкин.

— Вы на часы посмотрели? — Иванов демонстративно оглядел помещение. Никаких часов не было в помине. — Откуда время-то могли знать?

— Напротив нас, через дорогу — гостиница «Александрия», так её как раз на ночь запирали. А они всегда закрываются в пол-одиннадцатого.

— Ну, хорошо, а сам Миронович в каком расположении духа был? разговорчив?

— Да я его только через окошко и видел, — подал голос сидевший на табурете дворники, — У него от парадной свой ключ, он сам вошёл. Я ещё и говорю Егору — счас за самоваром пришлют. И точно!

— А он что, пешком был, не на извозчике?

— На извозчике он не часто приезжает. К нам подъезд неудобный. Чаще всего Миронович пешком от остановки конки ходит, — продолжал отвечать младший дворник, — Иногда, правда, на своем шарабане ездит. Он тут у нас, во дворе в каретном сарае обычно стоит. Но вчерась господин Миронович был пешком- это точно.

— Ты его хорошенько разглядел? — Иванов повернулся к дворнику всем телом.

— Да как сказать «хорошенько»? Темно уж было, а у нас фонарь перед подъездом когда зажигается, светит входящему в спину, лица не особенно видно.

— Так что, ты не уверен? Может и не он был?

— Почему не уверен? Уверен. Вроде он. По всему, по фигуре, по одежде…

— А ворота на ночь закрываете? — неожиданно спросил Гаевский.

— Конечно-с, как же без этого? Никто не войдет с улицы, пока мы засов не отопрем.

— А выйти со двора можно?

— Вообще-то да. И выйти, и даже выехать. Потому что изнутри и в воротах и в калитке есть крюк, который любой выходящий может открыть.

— Ну-ка, пошли, покажешь где шарабан Мироновича стоит! — скомандовал сыскной агент.

В сопровождении обоих дворников полицейские вышли во двор, подошли к большому квадратному каретному сараю. Из четырёх больших двустворчатых дверей лишь одна закрывалась новым навесным замком; перед ней-то дворники и остановились. Иванов подошел, неизвестно зачем подёргал его за дужку, хотя и так было ясно, что замок исправен.

— Открывай! — коротко скомандовал он.

— Никак нельзя-с, — с достоинством ответил Шишкин, — Без ведома хозяина открыть не имею права. Вот кабы разрешение…

Иванов только плечом повёл:

— Открывай, говорю!

Дворники стояли не шелохнувшись.

— Шишкин, ты откуда родом? — поинтересовался Иванов.

— Люберецкие мы, из Подмосковья.

— Я тебе обещаю, что отселю тебя из Питера в двадцать четыре часа в административную ссылку, — спокойно проговорил Иванов, — И не в Люберцы, и даже не в Олонец, а… знаешь куда?

Дворники молчали. Иванов, казавшийся до того расслабленным и похожим на ленивого толстого кота, вдруг стремительно и с неожиданной силой ударил старшего дворника ладонью в ухо, да так, что опрокинул здоровенного мужика на четвереньки. Шишкин только охнул да схватился обеими руками за повреждённое ухо.