Маята - [22]
Тут еще и "невезуха" пошла… Сначала бабу – немку пьяную и голую ночью в колодец сбросили. Ногу, видать, сломала при падении. Как она кричала – волосы дыбом… А мы связного ждали неподалеку. Басмач, командир, чтобы не навела на нас, придавил немку. Вытащили тело наверх, бросили в переулке…
Жалко, а что сделаешь…
Потом двое наших случайно наткнулись на немцев, рабочих-ремонтников. В освещенный тоннель из-за поворота вышли, а те отдохнуть присели. Трое. Этих тоже порешили, пикнуть не успели… Трупы в тупик затащили, комбинезоны, сам понимаешь, сняли. Один немчик щупленький был, на меня как раз одежка пришлась.
А связи все не было. Нам, вроде как, и сменяться пора уже – шесть месяцев отбыли, как один денечек! Послал Басмач бойца на запасную явку, в "цивильном", без оружия. Три дня прождали – нет!.. Сцапали парня, видать. Сменили базу на всякий пожарный.
Что делать? Выходить без связи – равносильно смерти. Как-то раз пошли ночью на точку, где шифровки брали, и нарвались на засаду. Жандармы с собаками нас, судя по всему, ждали. Одессита зацепило, пришлось пристрелить. Еле оторвались: по горло в дерьме уходили, следы специальным составом брызгали.
Я простыл, вода под землей – ледяная: горел весь, сил не было, спотыкался на каждом шагу. Оставили меня в боковом ответвлении, в тупичке, накрыли, чем можно. Выпросил у Басмача "Вальтер" и гранату. Ребята ушли на разведку утром. Кроме меня, в живых еще трое оставались. А часа через полтора, слышу, бой завязался. Далеко. Минут через сорок все стихло. Забился я в самый темный угол. Лежал, стуча зубами, а в мокром от пота кулаке граната дрожала, как живая… Ночью бредить стал: тепло вроде бы мне, одеялом мамка ватным укрыла, печка жаром пышет. И войны как будто нет еще. Согрелся и забылся…
Пришел в себя, действительно, я укрыт одеялом, теплым. Только шевелится мое "одеяло" и пищит. А Кира, родной мой крыс, в ладонь мордой тычется и порыкивает. За собой вроде зовет…
И так я этому крысенышу поганому обрадовался, до слез. Прижимаю его к лицу и рыдаю, как девчонка сопливая. Ничему в жизни так не радовался! Так и выбрался я следом за Кирой из коллектора. Когда терял сознание, он покусывал меня за руку и заставлял двигаться. А, может, и померещилось мне это? Не в себе я был тогда… – водитель помолчал.
Когда в комбинезон немецкий одетый на поверхность выполз, сил уже не было… Валялся в кустах, как падаль. Взяли меня жандармы, в каталажку бросили. Хорошо, что я переоделся и по-немецки лопотал хоть что-то, да и наши уже город брали. Не до меня жандармам было, а так бы – конец…
Вот и вся история, Михаил, – Кирилл Васильевич вздохнул и потянулся за папиросами.
Долго молчал старик, затягивался глубоко, жадно… Я не смел прервать его воспоминания. Наконец водитель затушил в пепельнице папиросу и промолвил:
– А знаешь, Михаил, жизнь я прожил непростую, всяко бывало. И плохое, и хорошее. С бабами мне вот не везло, а, может быть, я и сам такой – недотроганный… Детей Бог не дал. И никого, если разобраться, я не любил так, как крыса своего. Да и ко мне никто не привязывался так, как Кира…
– Василич, а дальше-то как?
– А дальше уже и неинтересно: Берлин взяли, меня освободили из одного застенка, и сразу же – в другой, наш. Хорошо, что не шлепнули, победе радовались… А потом… Потом – лагерь на Урале. Освободился в пятьдесят третьем доходягой чахоточным. Года четыре жил там же, под Пермью, воздухом таежным, молоком козьим, травами лечился. В пятьдесят седьмом в Ленинград вернулся, комнату дали в коммуналке, как реабилитированному. К весне на пенсию выйду… Обменяю комнату на домик в деревне, буду крыс разводить.
Одиночество Рассказ
1. Дядя Сережа.
Не так-то легко попасть в чужую квартиру. Поднявшись пешком по загаженной черной лестнице, – лифт не работал – я в нерешительности остановился. Лампочка на площадке не горела. Огонек зажигалки выхватил из темноты детскую коляску, коврики у дверей, бетонный пол.
Может, вернуться? Ночь на дворе, соседи меня не знают, возьмут и вызовут милицию. Разберутся, конечно, но до утра задержат.
Ага, вот и дядюшкина берлога.
Проклятье! Не тот ключ, что ли?
Наконец упрямый замок сдается, и я, приоткрыв заскрипевшую на весь подъезд дверь, ныряю в прихожую. Какое-то время стою, привыкая к темноте.
Теперь по порядку: бельевой шкаф, ванная, кухня… Да, не забыть самое главное, тумбочка у кровати, верхний ящик, зеленая папка.
Щелкнув выключателем, я принялся за поиски.
А вот и папка. В ней – пачка распечатанных листов стандартного формата.
Похоже, дневник…
В середине шестидесятых, в новогоднюю ночь, тетя Марина привела к нам на смотрины жениха, сержанта артиллериста Сергея. Скромный и приветливый парень родным понравился. Я же, росший без отца пятилетний восторженный мальчишка, влюбился в бравого солдата с первого взгляда. Сергей будто сошел с киноэкрана – высокий, белокурый, в парадной гимнастерке, туго перетянутой широким, с золотой звездой на пряжке, ремнем, синих широченных галифе, начищенных сапогах. Он разрешал мне забираться на колени, трогать погоны и эмалевые значки, гладкие и прохладные, если к ним прикоснуться щекой. От него чарующе пахло кожаными ремнями, табаком и парикмахерской. Когда Сергей подбрасывал меня под потолок, сердечко выпрыгивало из груди, было жутко, радостно, хотелось еще и еще.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Нет краше времени, чем юность.Родившихся в другой уже стране, на другой планете, автор приглашает попутешествовать с ним во времени. Поверьте, они были такими же: страдали и радовались, ненавидели и любили, верили, надеялись и ошибались.
Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.
В каждом произведении цикла — история катарсиса и любви. Вы найдёте ответы на вопросы о смысле жизни, секретах счастья, гармонии в отношениях между мужчиной и женщиной. Умение героев быть выше конфликтов, приобретать позитивный опыт, решая сложные задачи судьбы, — альтернатива насилию на страницах современной прозы. Причём читателю даётся возможность из поглотителя сюжетов стать соучастником перемен к лучшему: «Начни менять мир с самого себя!». Это первая книга в концепции оптимализма.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.