Маяковский - [192]

Зрительский успех оказал влияние и на критику. Спектакль «Клоп» и вместе с ним пьеса Маяковского, в общем, имели очень обширную прессу. Критика отмечала и политическую острогу, и актуальность, и сценическую неординарность пьесы и спектакля. Для театра Мейерхольда, переживавшего в этот период серьезнейший кризис, «Клоп» с его остросоциальным содержанием стал этапным спектаклем. По остроумному замечанию одного из критиков, не только Присыпкин, но и театр начал «отмерзать» с постановки «Клопа».

Ну а противники Маяковского не примирились с успехом. К пьесе предъявлялись претензии насчет того, что Маяковский не отразил в ней накала классовой борьбы, индустриализации и т. д.

Критик Н. Осинский предъявил счет Маяковскому за то, что он не набросал «в достаточно широком масштабе, в достаточно четком виде прежде всего основной фон: жизнь рабочего класса наших дней» и не дал «на этом фоне отчетливую обрисовку, характеристику элементов обывательщины»... Р. Пикель упрекал автора пьесы за то, что Присыпкин не показан «на работе, в коллективе, в общественной деятельности».

Наиболее развернутая оценка была дана С. Мокульским, который оспаривает мнение критиков, усматривающих в пьесе удар по мещанству. С. Мокульский утверждал, что «удар направлен плохо, точка прицела избрана неправильно». О Присыпкине говорил, что он «неприятен только в гигиеническом отношении», что «от него хочется отвернуться и пройти мимо». И опять-таки делал упрек Маяковскому за то, что он не увидел «гораздо более острые, более опасные в социально-политическом отношении проявления мещанства». А в изображении будущего общества Маяковским критик почуял - ни более ни менее! - как «антисоветский душок»!

Прием знакомый: критиковать не за то, что и как автор отразил, а за то, чего он не отразил, чего не показал. Тут легче подверстать любые обвинения... И противники поэта особенно не чинились в оценках. Критик Тальников, известный нам герой стихотворения Маяковского «Галопщик по писателям», грубо и беспардонно квалифицировал пьесу «первостепенной халтурой».

Положительная оценка пьесы и спектакля была дана в «Правде». Некоторые рецензенты увидели одну из причин успеха постановки в том, что Мейерхольд, обычно выступающий полновластным «автором спектакля», на этот раз поставил своей задачей наиболее полное выявление авторского замысла и привлек Маяковского как деятельного сотрудника для работы с актерами над словом.

Интересны также отзывы зрителей о пьесе и спектакле, публиковавшиеся в периодике. Они разнохарактерны, в большинстве - хвалебны, улавливают социальную значимость пьесы. Оценим четкость формулировки и здоровый скептицизм рабочего «Красной зари» Савина: «Пьеса хватает за живое. Сомнительно только, что жизнь так изменится за 50 лет. Действие нужно было перенести, по крайней мере, на сто лет вперед».

После третьего спектакля Владимир Владимирович выехал в Прагу, где тоже подумывали о постановке «Клопа» (постановка не состоялась). Из Праги - вБерлин. Здесь, в издательстве «Малик», с ним заключили договор на издание пьес и прозы на немецком языке.

В Германии Маяковский пробыл совсем недолго, с 19 по 22 февраля. Нетерпение подгоняло его в Париж, где Владимиру Владимировичу предстояла встреча с Татьяной Яковлевой, встреча, которой он так ждал, так хотел. В Москву он возвратился лишь 2 мая. К этой поездке нам еще придется вернуться, а пока заметим, что, вдохновленный успешной работой над пьесой «Клоп», оп, будучи во Франции, увлеченно писал новую пьесу - «Баня».

По возвращении в Москву Маяковский снова погружается в атмосферу театра: участвует в обсуждении пьесы Сельвинского «Командарм 2» как член Художественно-политического совета театра Мейерхольда, выступает перед спектаклем «Клоп» в день закрытия сезона, на вечере в Радиотеатре, работает над пьесой «Баня», которая была закончена в середине сентября.

Вообще 1929 год поначалу, казалось бы, не предвещал трагедии. Маяковский был влюблен и строил планы семейной жизни, напряженно работал. Писал пьесу, стихи, ездил, выступал, спорил, вел яростные схватки с оппонентами на вечерах и диспутах. Хотя симптомы усталости от постоянных драк, от литературных и посторонних литературе интриг, неустройства личной жизни давали себя знать, но Владимир Владимирович был неостановим в энергии действия, он, как могучий корабль в штормующем море, на ходу заделывал пробоины, шел вперед, прокладывал маршрут в «незнаемое».

Пришлось заделывать пробоины и в лефовском корабле. Их не раз приходилось заделывать и в прошлом. Ведь бывало так, что дело доходило чуть ли не до разрыва. Об этом напоминает карикатура Кукрыниксов. В гигантском шаге, в кепи и с палкой в руке (другая в кармане), с развевающимися полами пальто и парящем сзади шарфе мчится Маяковский. Текст Скорпиона гласит («Баллада о Рефе»):

По каменным плитам Софийки,

Ведущей к Рождественке вниз,

Поэт одинокий несется,

Несется стремительно в ГИЗ.

А дальше - четыре фигуры, тоже в движении, перечеркнутые крест-накрест:

Не видно при нем Третьякова,

Не видно и Брика при нем.

Но Тальников, Жиц и Полонский,