Маяк - [13]

Рафтвуда на Куме приняли, он стал частью жизни острова, но она чувствовала, что его привилегированное, не слишком обремененное тяжелой работой существование вызывает у других штатных сотрудников молчаливое негодование. У него были свои, четко обозначенные, хотя и неписаные обязанности, но даже в тех редких случаях, когда происходило что-то непредвиденное, он никогда не предлагал помочь. Все считали, что он предан своей хозяйке как последней из рода Холкумов; она же думала, что это вряд ли возможно, да и вряд ли стала бы приветствовать такую преданность. Однако она признавалась себе, что побаивается, как бы он не стал ей совершенно необходим — настолько, что обойтись без него она уже не сможет.

Вернувшись в спальню, где было два окна — одно смотрело на море, другое на противоположную сторону, на остров, — она прошла к северному окну и распахнула створки. Ночь была бурной, но сейчас ветер утихомирился, сменившись легким бризом. Там, где кончалась площадка, ведущая к переднему крыльцу, земля полого поднималась вверх, и на гребне взлобка она увидела молчаливую фигуру, стоящую твердо и неподвижно, словно статуя. Человек стоял всего-то футах в шестидесяти от нее, и Эмили поняла, что он, должно быть, ее заметил. Она отодвинулась от окна, но продолжала наблюдать за ним так же пристально, как — она это знала — он наблюдает за ней. Он стоял недвижимо, его темная, застывшая фигура представляла резкий контраст с развевающимися волосами, которые метались из стороны в сторону под ветром. Он походил бы на изрыгающего проклятия ветхозаветного пророка, если бы не вызывающая замешательство неподвижность. Он неотрывно глядел на коттедж с таким яростным вожделением, какое — она явственно ощущала это — не могло объясняться причинами, которые он приводил, требуя, чтобы этот коттедж предоставили ему. Он говорил, что всегда приезжает на остров в сопровождении своей дочери Миранды и литредактора Денниса Тремлетта, поэтому ему требуются два смежных коттеджа. На острове Кум только коттедж «Атлантик» состоял из двух отдельных помещений, соединенных общей стеной, и был поэтому самым желанным из всех. Может быть, этому человеку так же, как и ей, было необходимо жить на грозном краю отвесной скалы, слышать, как в тридцати футах под ней днем и ночью грохочет прибой, швыряя об утес волны? Ведь это тот самый коттедж, где этот человек родился и жил, пока ему не стукнуло шестнадцать, когда он покинул Кум, ничего никому не сказав, и в полном одиночестве взялся пробивать себе дорогу к писательству. Не это ли кроется за его требованием? Неужели он убедил себя, что его талант увянет, если он не получит коттедж «Атлантик»? Он на двенадцать лет младше ее, так неужели же у него родилось предчувствие, что его творчество и его жизнь близятся к концу? Что дух его не найдет покоя, если только он не поселится в том доме, где был рожден?

Впервые Эмили ощутила угрозу в яростной силе его желания. И ведь она никак не могла почувствовать себя свободной от этого человека. В последние семь лет он завел обычай приезжать на остров через каждые три месяца, на две точно обозначенные недели. И хотя ему не удалось выселить ее из коттеджа — да и как он мог бы этого добиться?! — его постоянно повторяющееся появление на острове Кум нарушало ее покой. Ее мало что пугало, пожалуй, только иррациональность, абсурдность. Может быть, это вожделение Оливера — угрожающий симптом чего-то еще более страшного? Не сходит ли он с ума? Она все еще медлила, не в силах спуститься к завтраку, пока Оливер стоял там, на гребне, и прошло целых пять минут, прежде чем он повернулся к ней спиной и зашагал прочь.

2

В Лондоне Натан Оливер жил по строго установленному распорядку дня, который мало менялся во время его ежеквартальных наездов на остров Кум. Здесь и он, и его дочь следовали обычной практике гостей острова. Каждое утро Дэн Пэджет доставлял в коттедж легкий ленч, который чаще всего состоял из супа, холодных мясных закусок и салата: Миранда заказывала ленч экономке миссис Бербридж по телефону, а та передавала инструкции кухарке. Обедать можно было либо у себя в коттедже, либо в Большом доме, но Оливер предпочитал обедать в Перегрин-коттедже. Обеды готовила Миранда.

Утром в пятницу Оливер четыре часа работал — вместе с Деннисом Тремлеттом он редактировал рукопись нового романа. Он предпочитал править рукописи по уже набранной верстке — с этой его экстравагантностью, несмотря на некоторое неудобство, издателям приходилось мириться. Правка бывала обильной, он порой даже вносил изменения в сюжет, записывал новый текст мелким почерком без наклона на оборотной стороне набранных страниц, а затем отдавал их Тремлетту, чтобы тот переписал все более разборчиво на втором экземпляре верстки. В час дня они сделали перерыв на ленч. К двум часам с несложным ленчем было покончено, Миранда вымыла посуду и поставила судки из-под ленча на полку на крытом крыльце, чтобы их забрали. Тремлетт несколько раньше ушел — он ел вместе с другими штатными работниками в столовой для обслуживающего персонала. В середине дня Оливер обычно ложился отдыхать и спал до половины четвертого, когда Миранда будила его к вечернему чаю. Сегодня же он решил отказаться от дневного отдыха и пройти к маленькой гавани, чтобы не пропустить момент, когда лодочник Джаго приведет туда катер. Ему было необходимо убедиться, что анализ крови, который Джоанна Стейвли взяла у него накануне, благополучно прибыл в больничную лабораторию.