Май, месяц перед экзаменами - [46]
Там, куда она посматривала, ничего не происходило. Как обычно, люди шли кто на обед, кто со смены, катили малышей в колясках, девчонки примостились играть в классики прямо посреди тротуара. Какой-то здоровенный парень, подпрыгивая на одной ноге, быстренько загнал их розовую звенящую черепицу в «рай» и пошел дальше, раскачивая плечами. Со спины мне показалось, это был Костя Селин.
Я долго глядел вслед парню и думал: где же Алексей Михайлович, где же его обещания? Еще я думал о том, как почувствует себя Виктор, если все-таки четвертая комната, будь она неладна, достанется его отцу. И в конце концов я не выдержал, задал маме вопрос.
— Как ты считаешь, — спросил я, — неужели никто и пару теплых слов ему не скажет? Все так и сделают вид, что ничего не происходит, и отдадут?
— А он и спрашивать не станет. Своя рука — владыка. Зачем ему спрашивать? — ответила мама и наклонилась над моей тарелкой, проверяя, не пригорели ли котлеты.
— Ничего, — сказал я. — Ты же видела, я ем — за ушами трещит. Ты лучше объясни: почему ему ни капельки не стыдно?
За столько лет я вроде должен был давно понять: с такими вопросами обращаться к маме бесполезно. И на этот раз она долго молчала, потом нетерпеливо вздохнула.
— Чем молоть воду в ступе, занялся бы задачами.
— Хорошо. Только у Ленчика. К нему и Нина придет.
На самом деле мне ничего не было известно о планах Нинки. Но ее имя для мамы было вроде гарантии того, что мы действительно займемся задачами, а не станем лясы точить. Мать отлично знала: Ленчика я еще могу сбить с пути истинного, Рыжову — никогда. Это уж точно.
И мы действительно не стали решать задачи и пошли по поселку куда глаза глядят. Наверняка в конце концов мы очутились бы у обрыва и просидели бы там до звезд.
Во всяком случае, ноги наши как-то сами по себе завернули за угол и понесли нас к реке. Но тут мы встретили Виктора. Может быть, случись это в любом другом месте, никакого разговора и не состоялось бы. Ну, в крайнем случае, увязался бы он с нами на обрыв, поболтали бы о проблемах обучения дельфинов русскому языку, о записках хирурга Амосова и еще о чем угодно из серии вопросов, интересующих «Технику — молодежи», «Науку и жизнь».
Но дело в том, что мы встретили Виктора совсем недалеко от того дома, в котором предполагал занять четырехкомнатную квартиру инженер Антонов. И тут нам обоим почему-то пришла мысль, что Виктор оказался в этом месте неспроста. Не знаю, как в подробностях рассуждал Ленчик, но я для себя даже решил, что Виктор пришел сюда не любоваться, а терзаться.
Может быть, так я подумал, потому что сегодня с утра только и делал — прикидывал насчет той квартиры. А может быть, слишком уж непривычный у Виктора был вид.
Прямо жалко было смотреть, как шел он и гнал, словно маленький, перед собою пустую консервную банку. Банка залетела в кусты сирени. Виктор выковыривал ее оттуда, а голова у него все время была опущена, и двигался он отчего-то боком. Кто его знает, может, так удобнее ему гнать ту паршивую жестянку, бренчащую на весь белый свет.
Ленчик поморщился не то от этого бренчания, не то от общего безутешного вида Виктора и тут же перешел через дорогу.
— Послушай, — сказал он так скоропалительно, что я только успел рот раскрыть от неожиданности. — Послушай! Плюнь и не переживай. Все мы прекрасно понимаем, что она не тебе нужна, что ты тут вообще ни при чем…
Само собой, имелась в виду не жестянка — квартира.
Почему мы с Ленчиком все время считали, что настроение Виктора имеет прямое отношение к квартире? Ведь существовали еще Нина, Милка и всякие другие переживания, возможно не менее важные, не знаю.
— Прости меня… — сказал Виктор и так поддал свою банку, что она, как комета, сверкнула в воздухе и с нездешней силой ударилась о стенку на той стороне улицы. — Прости меня, но я не хочу разыгрывать из себя невинного мотылька. Мол, залетел на огонек, обжег крылышки, а теперь могу и вернуться…
Нет, тут имелась в виду, конечно, не банка и не квартира.
— Ты о Нинке? — спросил я довольно глупо. — Ты со Звонковой поссорился?
В моем вопросе прозвучала радость. Хотя я отлично понимал: из-за одного того, что Виктор поссорился со Звонковой, Нинка вовсе не разбежится налаживать с ним прежние отношения.
Виктор посмотрел на меня удивленно. Очевидно, предполагалось: мы в курсе каких-то важных событий. А мы были вовсе не в курсе. Но, возможно, нам и не следовало входить в курс, вникать во всякие там подробности, говорить все, что мы думали о Милочке Звонковой.
Возможно, нам следовало сделать как раз то, что сделал Шагалов. Он спросил:
— Помнишь, Антонов, ту контрольную по геометрии, из-за которой вы с Рыжовой поссорились?
Он спрашивал сурово, и Ант, прежде чем кивнуть, посмотрел на него, мне даже показалось, с испугом.
— И помнишь, как ты носился: будто Нинка не дала тебе шпаргалку из-за того, что она одна, — получилось бы, не сдала контрольной?
Виктор опять кивнул.
— Ты думал: Нинка не решила своего варианта. Пусть из-за того, что возилась с твоим. Тебя это не касалось, не пекло.
