Маурицхейс Гаага - [16]
Франс Халс был мастером передавать яркое эмоциональное состояние человека, поэтому его этюд детской головки полон открытого, безудержного веселья. Оно выражено в широкой улыбке малыша, его озорных, смеющихся глазах, тугих, румяных, пышущих здоровьем щеках и даже растрепавшихся волосах. Трудно найти более естественный и непосредственный персонаж не то что в голландской, а во всей европейской живописи. Художник, как всегда, верен натуре и помимо того, что точно схватил настроение ребенка, выписал и его физиономические особенности: широковатый курносый нос и вздернутую верхнюю губу, обнажающую коричневатые зубы. Реалистические подробности придают образу мальчишки еще больше жизненности. Интересно, что созданные Халсом в те же годы заказные портреты демонстрируют гладкость живописной манеры и некоторую скованность моделей, но со временем и в подобных работах мастера появились легкость и непринужденность.
Обаятельного и подвижного ребенка художник написал открытыми, стремительными мазками, более гладко вылепив лицо, но дал себе полную волю в изображении волос и воротничка. Окончательными штрихами стали легкие белые мазки, нанесенные разнообразными и точными ударами кисти в наиболее освещенных местах. Реализм Халса заключался в умении выразить ощущение момента, само дыхание жизни и в то же время придать завершенность образу, что делает данную зарисовку великолепной законченной картиной.
Полотно, приписываемое кисти Альберта Кейпа, работавшего в основном в жанре пейзажа, отражает типичное для голландских мастеров XVII века стремление к реалистической передаче окружающего мира. В обыденном человеческом существовании художники находили поэзию, нередко обращаясь к незатейливым сюжетам. В данном случае перед зрителем живой и непосредственный портрет юного существа, одновременно представляющий собирательный образ, весьма симпатичный и нередко встречающийся в голландском искусстве золотого века, искренне интересовавшемся миром детей и подростков. Вид румяной девочки находит своеобразную параллель в изображении нежных и сочных персиков. Лицо модели и фрукты играют множеством оттенков, выделяясь на фоне более сдержанных красок. В контрастной светотени, композиционном решении картины и самом выборе сюжета чувствуется веяние распространившегося в Голландии караваджизма.
Выходец из известной творческой семьи Геррит ван Хонтхорст жил некоторое время в Италии, где испытал влияние искусства Микеланджело Меризи да Караваджо. У него голландский художник перенял не только мотив музыканта, возникающий в работах Ван Хонтхорста не раз (в данном случае это играющая на скрипке молодая женщина), но и живописную манеру, свойственную раннему периоду в творчестве «учителя». Фигуру изображенной обволакивает ровный свет, отчетливо выделяя на темном фоне задорное личико, шелковистую кожу, затейливое одеяние. Сочные цвета, большие красочные плоскости, объемная лепка форм также вызывают в памяти полотна итальянского мастера. Подобно всем утрехтским караваджистам, художник большое внимание уделял эмоциональной насыщенности работ, а созданные его кистью персонажи словно общаются со зрителем, легко и непринужденно.
Один из шедевров Маурицхейса кисти Яна Вермера — портрет неизвестной девушки, обернувшейся на зов художника и запечатленной им в этот момент. Выражение ее юного прелестного лица непосредственно, взгляд открыт и бесхитростен. Мастер передал нежность и прозрачность кожи, блеск глаз и влажность губ. Облик героини выглядит излучающим свет, ощущение чего усиливает столь редко возникавший в работах живописца темный фон. Вермер, обладавший удивительным колористическим чутьем, использовал здесь свою излюбленную чистую и звучную цветовую гамму, состоящую из синего, желтого и белого. Открытыми, текучими и словно тающими на солнце мазками он лепит форму, но иногда создает ее несколькими прикосновениями кисти, как, например, жемчужную сережку. В ней, будто в капле, отражается целый мир — находящееся за пределами картины окно и белый воротничок девичьей рубашки.
Интересно, что головных уборов, напоминающих тюрбан, голландцы того времени не носили, поэтому, наделив образ такой деталью, Вермер придал ему фантазийный оттенок. И это неслучайно: работая над небольшим полотном, мастер стремился, скорее всего, не столько создать портрет конкретного человека, сколько написать женскую головку. Подобные зарисовки, называвшиеся «tronie», что в переводе означает «лицо», были распространены в Голландии XVII века — интерес к ним привил Рембрандт — и развивали умение передавать мимику и взгляд модели. В описи, составленной спустя три месяца после смерти Вермера, значатся два этюда, «написанных в турецкой манере», одним из которых и является находящийся в гаагском музее. Талант художника проявился в том, что вместо обычной зарисовки он создал великое произведение.
