Мауи и Пеле, держащие мир - [7]

— Отлично! — Лукас улыбнулся, — а потомство у них появляется раз в сто лет и вскоре уплывает в другие лагуны. Но экологи выбрали именно лагуну Сувароу. Почему?

— Здешние плезиозавры самые общительные, — предположила Олив.

— Хорошая мысль… — он погладил свой подбородок, — а вдруг, они говорящие?

— Говорящие? — она удивленно подняла брови.

— Да. И этим можно объяснить странную историю атолла Сувароу.

— О! Милый! Оказывается, ты знаешь странную историю! И ты не рассказал мне?

— Я прочел ее только сегодня, моя цветочная пчелка.

— Так рассказывай! — воскликнула Олив, от нетерпения хлопнув ладонями по столу.

— Тише, тише, громкий кузнечик, я уже рассказываю…

Лукас взял стакан коктейля и покачал. Кубики льда звякнули о стеклянную стенку.

— …Я рассказываю. Европейцы впервые появились здесь в конце XVI века. Испанские экспедиции Мендани и Кероса, вероятно, высаживались на Сувароу, но, не обнаружив ничего интересного, ушли. В XVIII веке пришли и ушли три британские экспедиции Ансона, потом — Джеймса Кука, в честь которого назван архипелаг, потом Блая, чей корабль «Баунти», запомнился из-за мятежа. После Наполеоновских войн, русская экспедиция Лазарева дала название атоллу по имени своего корабля: «Суворов», или Сувароу, как теперь говорят. Лазарев нашел тут сундуки с кладами, которым, как он отметил, было явно больше ста лет. Возможно, Сувароу служил базой пиратам…

— А что было дальше? — спросила Олив.

— В период Второй мировой войны, Роберт Фрисби, американец, несколько лет жил на Сувароу и писал книги. С 1952-го по 1977-й, на Сувароу жил новозеландец Том Нил, и создал бестселлер «Остров для себя». В 2011-м русский бизнесмен Баков, ссылаясь на приоритет Лазарева, заявил, что учреждает на Сувароу Российскую империю.

— Виртуальную страну вроде Силэнда? — спросила Олив.

— Да, моя агрессивная оса! Но, проект «Российская Империя» уже закрыт, и мы можем разместить здесь другую виртуальную страну. Например, Республику Плезиозавров.

Олив утвердительно кивнула.

— Мне нравится эта идея! Но, зачем республика? Пусть будет просто Плезиозавр-Ринг.

— О! Красиво! А почему Ринг?

— Потому что, барьер атолла по своей сути — кольцо.

— Да, это верно. Я согласен! — объявил Лукас, — Осталось убедить Эгерта и…

— …И Вави, разумеется, — договорила Олив.

— …Принять участие, — продолжил он, — в обсуждении обычаев Плезиозавр-Ринга.

— Хм… — Олив задумалась, — …А им не будет скучно, как ты думаешь?

— Им будет весело, — ответил Лукас, — и знаешь почему, моя яркая стрекоза?

— Пока нет. И почему же?

— Потому, что сюда едет наш друг, доктор Хейво Хийси, с неизвестной мне девушкой.

* * *

Как оказалось, девушку звали Беверли Мастерс. Это была англо-полинезийская метиска ненамного старше 20 лет, похожая на таитянку и по чертам лица, по телосложению, и по цвету кожи, но (вот игра генов!) светловолосая и сероглазая. Она приходилась примерно двоюродной племянницей мэру атолла Уилимо, а родом ее занятий была биомедицина. Соответственно, она являлась коллегой доктора Хейво Хийси.

— Хийси и меня отправили отдыхать, — весело сообщила она, когда все шестеро уселись за столом на баке «Лимерика», — медицинский контроль выполнен, а процедуру детального знакомства бизнесменов и экологов лучше не показывать медикам.

— Почему? — спросила Олив Метфорт.

— Потому, — пояснила метиска, — что мы стали бы издеваться и указывать на бесспорные аналогии с ритуалом взаимного обнюхивания у двух потенциально-конкурентных стай африканских диких собак. Об этом есть отличный фильм «National Geographic».

— О бизнесменах или об африканских собаках? — поинтересовался художник Эгерт Дэвис.

— О собаках, — уточнила Беверли, — а аналогию собачьего и человеческого поведения при контакте разных стай установил, по-моему, Конрад Лоренц в середине прошлого века.

— Именно так, — подтвердил доктор Хийси, — книга «Кольцо царя Соломона», 1952 год.

Лукас Метфорт улыбнулся, налил всем крюшона (традиционного напитка на этой яхте), сделал пару глотков из своего стакана, и прокомментировал:

— Герр Лоренц был на редкость противоречивым человеком, возможно, поэтому он сумел развить и сделать популярной такую анти-системную науку, как этологию.

— Что такое этология? — спросила юная полинезийка Вави, подружка Дэвиса.

— Это, — ответил социальный философ, — наука, которая объединяет зоопсихологию с ее частным случаем — психологией людей. Этология рассматривает поведение людей, или человеческого коллектива, как биологически-обусловленное поведение животных, без малейшего уважения к разнообразным глупостям, проникшим в науку из церкви.

— По-моему, — сказала Вави, — это не очень правильно. Ведь человек гораздо хитрее, чем другие животные. Конечно, есть много людей, которые отупели, но они не в счет.

— Между прочим, — заметила Олив, — именно отупевшие люди составляют большинство.

Юная полинезийка пожала плечами.

— Большинство — это протоплазма. Так говорит Лукас.

— Надо же… — слегка сконфуженно проворчал он, — …Вот так ляпнешь что-то в азарте на лекции, и оглянуться не успеешь, как это становится анти-системным афоризмом.

— Вы, — заметила Беверли Мастерс, — второй раз употребили словечко «анти-системный». Может, объясните для политически непросвещенной провинциалки, что оно значит?