Мату-Гросу - [5]

Встречаются одни оболочки прежних лесных гигантов. У некоторых высоких деревьев с зеленой вершиной стволы полусгнили. Хочется найти дерево с такой же свежей корой, как у норвежской ели, у которого листья не были бы изъедены, а сердцевина была бы здоровой. Здесь трудно найти даже один целый лист, поскольку об этом заботятся насекомые.

Любое возникшее представление о каком-то сходстве этого леса со смешанными лесами Западной Европы немедленно рассеивают муравьи, термиты и клещи. Они здесь вездесущи. Земляные шары, висящие на деревьях, — это жилища термитов, и от каждого из них узкие крытые дорожки ведут на землю. На земле стоят термитные постройки высотой до двух метров, а в земле и в старых деревьях — углубления таких же размеров. У муравьев гнезда более легкие, они свисают с деревьев или находятся внутри них. Стоит только где-нибудь присесть, как на ваших брюках немедленно появится энергичный муравей. Начните копать буквально в любом месте — и вы обязательно наткнетесь на термитов. А для того чтобы подцепить клеща, не надо даже останавливаться, копать или садиться. (Этот триумвират из клеща, муравья и термита опровергает предположение о том, что зона сухого леса, mata seca, могла когда-либо в прошлом находиться в умеренном поясе.)

Самые крупные муравейники в лесу принадлежат муравьям Atta sextus. Муравейники настолько велики — примерно шесть на девять метров, — что вначале их можно принять за часть естественного рельефа местности. К этим огромным буграм, созданным муравьями, ведут многочисленные оживленные дорожки, по которым доставляется корм. В каждом таком огромном «лагере», по произведенным нашими учеными подсчетам, живет до четверти миллиона муравьев — это самые большие сообщества в мире. И кажется правомерным, что они попадаются примерно через каждые сто метров в сухом лесу Центральной Бразилии, где муравьи царствуют. Любое живое существо, чтобы уцелеть, должно спасаться бегством от нападения муравьев. А если оно не может удрать от них или не имеет защитной оболочки или какого-нибудь эффективного репеллента, то не сможет выжить в этом муравьином лесу.

Совершенно внезапно сухой лес переходит в еще более сухую кустарниковую саванну (серрадос), где разбросаны небольшие деревья и кустарники, очень напоминающие плохо ухоженный сад. Стволы деревьев здесь редко прямые, чаще они беспорядочно наклонены в разные стороны. Почва между деревьями или голая, открытая палящим лучам солнца, или усыпана опавшими листьями.

Эти листья очень мелкие и удивительно мягкие или же, наоборот, хрустящие при ходьбе по ним, причем у них огромные размеры, часто величиной с капустный лист. Серрадос представляет странную смесь утонченности и грубости: какое-нибудь молодое растение с единственным ярким цветком соседствует с искривленными деревьями; вблизи мягкого папоротника растет острая как бритва осока. По сравнению с лесом можно сказать, что серрадос лишена растительности, тем не менее здесь, как и в лесу, ничего не видно дальше пятидесяти метров.

Внезапно перед нами возникает campo. Весьма интересно, путешествуя по этому лесному царству, неожиданно очутиться на месте, лишенном деревьев. С одной его стороны могут находиться заросли выжженной солнцем серрадос, а с другой — теплично пышный участок леса вдоль ручья. А между ними виден странный феномен — серебристая полоска плотной дернины, не очень широкая и не очень длинная. В campo трава — самая высокая растительность, но она кажется здесь столь же неуместной, как хорошо подстриженная дорожка в неухоженных местах величественного парка. Тем не менее эти полоски campo представляют собой столь же определенные и естественные элементы ландшафта, как и высокие деревья в лесу или приземистая заросль серрадос.

Тем не менее, как этого почти и следовало ожидать, членистоногие не оставили эту местность без внимания.

В серрадос муравейники и термитники попадаются изредка, а в campo тех и других бесчисленное множество. Почти полное отсутствие какой-либо растительности в campo, помимо пучков травы и весьма редко встречающихся кустарников и папоротников, делает муравейники и термитники еще более внушительными. Похожие на гранитные глыбы и поразительно твердые, как гранит, они разбросаны повсюду, непрестанно напоминая о постоянном присутствии термитов и муравьев.

Просторы campo, по крайней мере, позволяют человеку сориентироваться. В лесу и серрадос он может растеряться и даже заблудиться, несмотря на то что находится очень близко от тропинки или дороги. Чувство ориентировки легко нарушается, если что-нибудь отвлекает внимание человека, скажем, если его в данный момент заинтересовала какая-либо пальма, а не направление движения. Если затем он взглянет на солнце в зените, поищет приметные места и не обнаружит ни одного, то моментально почувствует себя обезоруженным. Путешествуя же по лесу с индейцами, начинаешь понимать, что в нем существует столько же всяких характерных особенностей, как и в современном городе. Индеец подстрелит птицу, спрячет ее на дереве почти на весь день, а затем заберет, подойдя к дереву совершенно с другой стороны. На ваш вопрос: «Как вы нашли это дерево?» — он ответит: «Оно было на том же самом месте».