Маттерхорн - [158]

Тела мёртвых вьетнамцев сбросили вниз по склону к трупам, что остались после предыдущих перестрелок. Они замерли в несуразных позах, когда наступило трупное окоченение. Вскоре на них слетелись мухи.

Проверив у каждого ноги на предмет траншейной стопы, удостоверившись, что все приняли противомалярийные таблетки, даже несмотря на то, что их было трудно проглотить, и распределив боеприпасы мёртвых среди живых, Меллас остановился у блиндажа, в котором задыхались Кендалл и Генуя. В сумраке блиндажа при свете свечи гладкое лицо Кендалла казалось белее мела. Глаза его выкалились, и без защитных жёлтых линз он казался моложе. Он лежал на боку и хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. С Генуей творилось то же самое.

Кендалл попробовал улыбнуться: 'Кажется – кто-то крикнул – или я сам крикнул'. Слова выходили короткими мучительными выдохами, но Кендалл хотел выговориться, забыть сам факт того, что умирает.

Меллас посмотрел на Геную, который был едва в сознании, хотя широко открыл глаза, полные ужаса. Он непрерывно хрипел. Шеллер, возившийся с другим раненым за спиной у этих двоих, поймал взгляд Мелласа, посмотрел со значением на туман, потом на Геную и медленно покачал головой.

Кендалл судорожно вдохнул и продолжал: 'А я – я сказал – это лейтенант – ха'. Он попытался засмеяться, но вместо смеха выплюнул кровь.

Меллас мягко отёр ему кровь и слюну. Потом вытер руку о штанину, сырую от собственных испражнений.

– Ну разве, – продолжал Кендалл, – это – нахрен – не тупость. – Он с трудом вдохнул. – Генуя вот – моя вина – прости.

– Ты уже прощён, – сказал Меллас, улыбаясь. – Думаю, некоторые люди просто должны учиться на своих ошибках. Кроме того, это не могло быть слишком глупо. Ты отправишься домой, к Кристи, а Генуя будет трахать мозги в Калифорнии. – Он потянулся, взял в левую руку запястье Кендалла, а правую положил Кендаллу на лоб, словно проверял температуру у ребёнка.

Кендалл смотрел на Мелласа, глаза его метались. Ему было так одиноко. Он посмотрел на Геную. Они лежали на боку, чтобы кровь и жидкости собирались в раненом лёгком, давая возможность здоровому качать воздух. Но здоровому лёгкому приходилось работать в два раза быстрее, чтобы получить достаточно кислорода. Они с Генуей напряглись от натуги.

– Как думаешь – сегодня будут – вертушки? – выдохнул Кендалл.

Меллас ухмыльнулся и сел на колени. 'Все думают, что я здесь сраный авиадиспетчер, – ответил он мягко. – Конечно, они прилетят. Вот только туман растает'.

– Туман, – выдохнул Кендалл. Он сконцентрировался на своём дыхании. Вдыхая воздух, он хрипел и задыхался, как будто только что пробежал кросс. Внезапный страх омрачил его лицо. – Мне – всегда было интересно – как я умру, – прохрипел он.

– Чёрт, – сказал Меллас. – Ты не умрёшь. Ничего не стоит залечить херову рану в грудь.

– Меллас – у меня даже – нет ребёнка. Я едва – знаю – что значит быть женатым – только – какие-то четыре недели. – Кендаллу понадобилось невыносимо долгое время протиснуться сквозь свои мысли. Мелласу хотелось уйти от него и вернуться к распределению патронов, обдумыванию прикрытия путей подхода, особенно теперь, когда пулемёт Янга накрылся вместе почти со всеми патронами к нему.

– Меллас!

– Да, Кендалл.

– Меллас – не ври мне. Нет вертушек – и я труп.

Меллас прикусил губу, ничего не говоря. Он посмотрел Кендаллу в глаза.

– Не ври мне – ладно?

– Не буду, Кендалл.

Утомлённый Кендалл больше ничего не сказал. Он продолжил борьбу за воздух.

Подошёл Шеллер и присел на корточки между Кендаллом и Генуей, взял бутылочку со внутривенной жидкостью у Генуи и переставил её Кендаллу. Он посмотрел на Мелласа: 'У нас кончается эта срань. Я начну терять парней, если она совсем кончится. Где она там стоит в перечне очерёдности?'

– В самом начале, – сказал Меллас. – Прямо рядом с боеприпасами.

– Поскорей бы ей сюда уже добраться, мать её так.

Меллас пошёл назад к своему окопу и уселся в нём, Джексон сел слева от него, Док Фредриксон – в соседнем окопе справа. Они всматривались в туман и прислушивались к тому, как вокруг них роют землю. СВА не уходила.

Всё, что они могли, – это сидеть в тумане и слушать, как копают вокруг, как задыхаются Кендалл и Генуя. Меллас смотрел в серое 'ничто' перед собой. Он всё старался придумать, как проберётся назад на ВБВ, когда их разобьют.

Снова Меллас пересчитал пулемётные патроны. Хватит примерно на минуту стрельбы, и то если считать вместе с захваченными двумя русскими 7,62-мм пулемётами. Они поровну разделили винтовочные патроны: на бойца пришлось почти по целому магазину. Три очереди плотного огня, – и магазин будет пуст. Меллас подумал, что если ему сохранить патроны, не стрелять вовсе, а в темноте и ужасе уползти, когда СВА обрушится на них? Морпехи никогда не бросают своих мёртвых и раненых. Никому никогда не дождаться, чтобы хоть один морпех нарушил устав и смылся. Он бы добрался до ВБВ и безопасности. Он бы выбрался из войны.

Фантазия то и дело возвращалась, всякий раз с новыми деталями. Но всё-таки оставалась фантазией. Преобладающая часть в нём будет придерживаться кодекса. Он скорее умрёт, чем бросит кого-нибудь. И он не сдастся. В памяти всплыла лекция в школе спецподготовки: 'Морской пехотинец не сдаётся, покуда есть средства к сопротивлению. И мы обучаем вас, дурачков, рукопашному бою. Поэтому если ваши руки оторвало, можете сдаваться – только для этого вам придётся поднять свои ноги'. Все тогда смеялись.