Матросы - [3]

— Не тормози, Святкин, — подогнал меня Ганеев. Он раскинул ноги в стороны, прищурил левый глаз и приложился правым к прицелу.

Я торопливо пополз из тени на адскую сковороду сухой земли, надеясь услышать хоть какой-то деревенский шум. Но Матросы молчали…

Сразу за домом начинался хлипкий забор из гнилых досок, сквозь просветы я видел песчаную дорогу за ним. Дальше, на той стороне, торчал домик из белого кирпича, в два этажа. Местная управа?

Черт, ну как же тут тихо!

Добравшись до трактора, я обернулся на товарищей. Встретился глазами с Ганеевым. С таким же успехом можно обменяться взглядами со статуей. Хотя у нее было бы больше жизни на лице. Мне бы его спокойствие. Или у него близких нет? Я чувствовал как внутри сжимается пружина отчаянья. Такая тишина не к добру. Совсем не к добру!

Кот лениво наблюдал за мною, но убираться не спешил.

Я все еще надеялся на лучшее. Надеялся на то что жара загнала жителей под крыши. И те сидят в прохладца и, небось, беленькую пьют да в ус не дуют, а мы тут в партизан играем. Я осторожно поднялся и, пригнувшись, бросился к крыльцу. В три шага запрыгнул наверх, схватился за ручку двери, распахнул ее и влетел внутрь, в пропахший сыростью дом.

Захлопнул дверь, прислонился к ней спиной и, выставив перед собой автомат, осторожно перевел дух.

Вслушиваясь в звуки дома, я осторожно прошел в комнату. У стены тарахтел старенький холодильник "Ока", по столу с брошенным ужином ползали жирные мухи. В углу скорбела покрытая паутиной икона. И тикали где-то настенные часы.

Пахло здесь прескверно. Но, судя по всему, дом опустел не так уж и давно.

Я обошел опрокинутый стул, посмотрел на незастеленную кровать в комнате. Что-то выгнало жителей наружу, это как пить дать. Опять же ужин на столе, недоеденный. По полу рассыпался луковый горох, на подоконнике, у крыльца, недопитый стакан с водой.

Под подошвой хрустело разбитое стекло.

Высунувшись из окна, на лесной стороне, я жестом позвал товарищей, а затем постарался отстранится от панических мыслишек о родителях. Сейчас мне нечем им помочь. Хватит уже дергаться, Антон! Успокойся.

Я шумно втянул носом затхлый воздух старого дома. Проблемы надо решать в процессе их поступления, и сейчас я хочу пить!

Мотилин, забравшись через окно, первым делом проверил холодильник. Крякнул радостно.

— М? — спросил спрыгнувший с подоконника Ганеев.

— Квас, по-моему, — улыбнулся ефрейтор и вытащил из недр "Оки" бидон. — Хозяева, думаю, будут не против, да?

Он приложился к бидону и несколько секунд жадно пил. Ледяные струйки бежали по его грязной шее, стекали на камуфляж, и меня вдруг обуяла нешуточная обида. Это ж можно было выпить, зачем выливать! Отчего-то этот квас показался мне панацеей от дурных мыслей.

— Не усердствуй, — успел раньше меня Ганеев и забрал у ефрейтора бидон. Я, в ожидании своей очереди, повернулся к окну на улицу. Вот чего ж я первый то в холодильник не полез? Черт!

Спустя миг жажда сама испарилась из сознания.

Сначала это показалось мне пятном на фотографии. Компьютерной графикой, которой увлекался мой сосед до того, как я ушел в армию. Любил он всякие "нло" лепить и в интернетах развешивать. По его словам, это приносило массу важных для него "лулзов". Я этого полудурка никогда не понимал, и даже разок отметелил по пьяной лавочке. Но сейчас почему-то вспомнил именно о нем.

По улице мимо дома брели поникшие люди. Шаркали, поднимая пыль, бестолково переваливались с ноги на ногу. Такие разные и такие одинаковые. Здесь были и старики, и женщины, и парочка солдат, наверняка из наших. Первыми шли два врача в перепачканных халатах. Руки у всех опущены, а из голов… Из голов в небо поднимались белесые щупальца.

Над людьми плыл неторопливый шар. Черный погонщик.

— Ох ты ж елка-сопелка! — сказал я. Ганеев перехватил мой взгляд, отставил бидон, пригнулся и скользнул к окну.

Я пристроился рядом, отмахнувшись от паутины. Люди прошли мимо нашего дома и двинулись куда-то дальше по дороге.

— Синхронно-то как идут! — прошептал я, но Ганеев меня не услышал. Он равнодушно проводил пузырь взглядом, а затем вскинул винтовку.

— Эй! — дернулся к нему Мотилин.

Но не успел.

От выстрела заложило уши. Будто мерзкий докторишка-лор взял свою металлическую трубочку и вогнал ее в голову.

БАХ! В сторону погонщика ушла вторая пуля.

Ганеев отлепился от прицела.

— Не такие уж они и крутые, — с равнодушным видом сказал он.

Еще не придя в себя от выстрелов и от запаха гари в комнате, я выглянул в разбитое окно.

Пузыря над дорогой не было.

— Вперед, — Ганеев равнодушно кивнул на улицу. — Я прикрываю отсюда. Проверьте, живые ли. Если живые — тащите в лес, к реке. Там действуйте по обстоятельствам.

— Елки-ж-сопелки, — пожаловался я на судьбу, переглянулся с испуганным Мотилиным и выбежал на улицу.

Выстрел наверняка должны были услышать наши. Но сейчас меня больше всего волновали пузыри пришельцев. Ведь по ящику показывали, как много их может быть. А здесь только один. Что если спустя минуту небо потемнеет, и эти шевелящие прозрачными лапами твари всей оравой окажутся в деревне?

Черный пузырь, пробитый пулей Ганеева, сдулся и пропитанной слизью тряпкой рухнул на дорогу, поверх безвольных человеческих тел. Пришелец нещадно вонял тухлятиной. К моему горлу подкатил мерзкий комок, и от запаха на лбу выступила холодная испарина.