Матросская тишина (Моя большая земля) - [3]
Шварц. Поищем.
Вольф. А «здравствуйте» вы не умеете говорить?
Старуха Гуревич (равнодушно). Здравствуйте.
Шварц (засмеялся). Смотрите – она не узнает! Это же Мейер Вольф.
Старуха Гуревич. Какой Мейер Вольф? (Вздрогнула, вскинула голову.) Бросьте! Мейер Вольф?.. Это вы?
Вольф. Я.
Старуха Гуревич. Оттуда?
Вольф. Да.
Старуха Гуревич. Насовсем?
Вольф. Да.
Старуха Гуревич. Крупное дело?
Вольф. Как вам сказать…
Старуха Гуревич (почти угрожающе). Ну-ну-ну!
Вольф (пожал плечами). Допустим.
Старуха Гуревич. Он хочет меня обмануть. (Усмехнулась.) Имейте в виду: мужчин я вижу насквозь. (Неожиданно всхлипнув.) А Яшенька все лежит, знаете? Лежит, не встает. Доктор Ковальчик, этот умник, говорит: везите его на грязи! Так я его спрашиваю, этого умника: зачем нам куда-то ехать и тратить деньги, когда грязь – это как раз то единственное, что мы всю жизнь имеем дома! И притом совершенно бесплатно! (Снова всхлипнула, засмеялась, двумя пальцами благоговейно ухватила Вольфа за рукав пиджака.) Костюмчик тоже оттуда? Пустяки – выделка. А про меня вы уже слышали, Мейер? Везу своих в Москву. Великий путешественник! Колумб!.. Абрам, вы мне найдете шпагат?
Шварц. Держите.
Старуха Гуревич. Спасибо… Знаете что? Приходите к нам. Через полчаса, когда мы поужинаем. Посмотрите наши железнодорожные билеты, сделаете с Яшенькой немножко лехаим на дорогу. Ну а потом вы нам, Мейер, про нее расскажете… Хорошо?
Вольф. Можно.
Старуха Гуревич. Так я за вами зайду! (Убегает. В дверях она задерживается, оборачивается, видимо, собирается что-то спросить, затем, передумав, машет рукой и исчезает).
Шварц (помолчав). Полное впечатление, что она действительно едет открывать Америку, – так она шумит.
Вольф. Да, Абрам, кстати, а как поживает ваше собрание почтовых открыток?
Шварц (гордо). Благодарю вас. Мое собрание поживает хорошо. У меня уже две с половиной тысячи штук! (С надеждой.) Может, хотите взглянуть?
Вольф. С удовольствием.
Шварц вынимает из ящика стола толстый, переплетенный в кожу альбом, осторожно кладет на колени.
Шварц (шепотом). Здесь у меня Европа… Вот объясните мне, Мейер. почему такое: когда я вижу нарисованную картинку «Лес шумит» или там «Море волнуется», так я поглядел на нее один раз, и мне довольно, клянусь вам! А вот – простая фотография, и под ней подписано: «Пляс де-ля-Конкорд», и ходят люди, и всякое такое – так на эту фотографию я могу смотреть целые сутки, и мне не скучно.
Вольф вытаскивает из кармана несколько почтовых открыток, протягивает их Абраму Ильичу.
Вольф. А такие у вас есть?
Шварц (всплеснув руками). Мейер! (Бережно разложил открытки на столе.)
Вольф. Такие есть?
Шварц. Нет, таких у меня нет… Ни одной такой нет… Вот это что?
Вольф. Берлин, Аллея Победы… Видите в углу газетный киоск? Там я купил эти открытки.
Шварц. Вы были в Берлине?
Вольф. Проездом.
Шварц (восторженно). Честное слово, Мейер… Я вам, конечно, верю, по мне все время кажется, что вы врете!
Вольф (улыбнулся). А как вам нравится Испания?
Шварц. Про Испанию я даже говорить не хочу! Сокровище, Мейер! Они же странные люди, эти испанцы. Обычно они снимают одну Альгамбру! Какую открытку ни возьми – Альгамбра, и снова Альгамбра, и нох-а-мул Альгамбра… А тут Барселона, Кордова – сокровище! (Перелистывает альбом, останавливается, вскрикивает.) Боже мой!
Вольф. Что случилось?
Шварц. Булонский лес пропал… Вот здесь он был, видите, и вот он пропал!.. Он, и Марселя тоже нет… Двух открыток Марселя…
Вольф. Может быть, вы их выронили?
Шварц (медленно). Нет, Мейер, я их не выронил! (Встает, подходит к двери, кричит.) Давид!
Вольф. Не горячитесь, Абрам!
Шварц. Хорошо, хорошо… Давид!
В дверях появляется Давид.
Шварц. Ты мой альбом брал?
Давид (замялся). Н-нет!
Шварц. Тебе кто позволил брать мой альбом?
Давид. Я не брал.
Шварц. Не брал? Значит, ты еще и врешь? Воруешь и врешь, босяк! (В ярости шагнул к Давиду, схватил его за ворот рубахи, встряхнул, ударил ладонью по лицу.) Я тебя отучу воровать и врать! Я у тебя вышибу из головы эту манеру – воровать и врать!
Давид молча, с ненавистью, смотрит на отца. Рот у него в крови.
Давид. Я не брал.
Шварц. Куда ты дел Булонский лес и Марсель?
Давид. Я не брал.
Шварц. Так, значит, это я взял? Да? Это я – вор?..
Давид. Не знаю.
Гулко хлопает дверь. Вбегает Митя.
Митя (задыхаясь). Абрам Ильич!
Шварц (медленно повернул голову, холодно спросил). Ну? В чем дело? Почему вы кричите?
Митя. Абрам Ильич, Филимонов вас требует… Ревизия!
Шварц (помолчав). Вот как? Интересно! А зачем же кричать? (Усмехнулся.) Запомните, Митя, хорошенько: когда человек честный, так ему нечего бояться. (Поднял палец.) Вы меня поняли? Идемте! Подождите меня, Мейер, Я скоро вернусь! (Берет со стола початую бутылку водки, сует ее в карман, кивает Мите, и они вдвоем быстро уходят.)
Молчание. Вольф встает.
Вольф (Давиду). У тебя – кровь… Возьми платок – вытри.
Давид. Черт проклятый!
Вольф. Это отец?
Давид (сквозь слезы). Отец, отец… Убить его надо к черту, и все!
Вольф (спокойно). Ну что ж, убить – это правильно.
Давид. Что?
Вольф. Я говорю, что это ты правильно придумал – убить. А пистолет или ножик у тебя есть?
Давид (растерянно). Нет…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Незавершенный роман «Блошиный рынок», который сам Галич называл «плутовским романом», был написан в эмиграции, в 1976 — 1977 годах. Первая часть опубликована в журнале «Время и мы» (№№ 24-25. 1977-1978 гг.).Судьба второй части неизвестна.В образе главного героя Семена Яновича Таратуты — одесского интеллигента — нетрудно заметить черты самого автора, а в его высказываниях — авторские мысли, поэтому справедливее будет сказать, что этот герой выведен с самоиронией.Один из эпизодов перекликается с тем, что произошло в жизни Галича: перед отъездом он должен был выплатить внушительную сумму за свою кооперативную квартиру в писательском доме, но когда власти вызвали его «на ковер» 17 июня 1974 года и предъявили ультиматум «эмиграция — лагерь», то сами же и внесли за него требуемую сумму, только чтобы Галич поскорее убрался из страны. .
Этот сборник – четвертая книжка стихов и поэм Александра Галича, вышедшая в издательстве «Посев». Сборник объединил все, издававшееся ранее, а также новые стихи, написанные Галичем незадолго до смерти. Тонкая книжка – итог, смысл, суть всей жизни поэта. «И вот она, эта книжка, – не в будущем, в этом веке!» Но какая это емкая книжка! В ней спрессована вся судьба нашего «поколения обреченных», наши боль и гнев, надежда и отчаянье, злая ирония и торжествующий смех, наша радость духовного раскрепощения.Настоящего поэта не надо растолковывать, его надо слушать.
Александр Галич — это целая эпоха, короткая и трагическая эпоха прозрения и сопротивления советской интеллигенции 1960—1970-х гг. Разошедшиеся в сотнях тысяч копий магнитофонные записи песен Галича по силе своего воздействия, по своему значению для культурного сознания этих лет, для мучительного «взросления» нескольких поколений и осознания ими современности и истории могут быть сопоставлены с произведениями А. Солженицына, Ю. Трифонова, Н. Мандельштам. Подготовленное другом и соратником поэта практически полное собрание стихотворений Галича позволяет лучше понять то место в истории русской литературы XX века, которое занимает этот необычный поэт, вместе с В.
В основу сюжета «Генеральной репетиции» положена история запрещения постановки пьесы «Матросская тишина» после просмотра ее генеральной репетиции представителями ЦК и МК КПСС.А. Галич дает широкую картину жизни московских театральных и литературных кругов, с которыми он был тесно связан более тридцати лет, рассказывает о своих встречах со многими известнейшими деятелями русской культуры. С этими воспоминаниями и размышлениями автора перемежается текст пьесы, органически входящий в художественную ткань всего произведения.
В третий номер журнала «Глагол» вошли публицистические выступления известного советского поэта, прозаика и драматурга Александра Галича. Основу составили его выступления по радиостанции «Свобода» в 1974—1977-х годах. В издание включены также интервью с писателем, подписанные им открытые письма, стихи, написанные автором в разные годы.