Матросская тишина - [3]

После второй рюмки коньяка Вероника почувствовала, что опьянела, а поэтому расслабленно рухнула на диван и, сложив на груди руки, закрыла глаза.

Это было вчера вечером… После вечера была ночь… И вот эта записка в телефонном блокноте.

«Какой низкий лгун!.. Чем же ты, голубушка, чище той стоячей лужи, с которой ты сравнивала Светлану?.. Причем сравнивала бездоказательно, злобно, чтобы хоть как-нибудь очернить ту, кто, как тебе всегда казалось, стояла на твоем пути к сердцу Игоря Подло… Гадко…»

И снова в ее сознании всплыло лицо Сергея. Всплыло таким, каким она видела его, когда они однажды поссорились с Игорем. Это было три года назад. Они гостили у друга Игоря на даче в Абрамцеве, где еще с тридцатых годов обосновались художники, академики, артисты… Друг Игоря (теперь она уже не помнит его имени) был хорошо знаком с сыном художника Павла Радимова, в свое время широко известного не только как талантливый живописец, но и как последний — после Ильи Репина — председатель товарищества художников-передвижников и основатель Ассоциации художников революционной России. На его огромном дачном участке с красивыми аллеями лип, кленов и белоствольных берез действовала постоянная выставка, двери которой были открыты для всех, кто любит искусство. В летние месяцы, особенно в воскресные и субботние дни, на даче Радимова было паломничество приезжавших на выходные дни автотуристов и отдыхающих абрамцевского дома отдыха. В одно из таких теплых и солнечных воскресений сын Павла Радимова пригласил Игоря, Сергея и Веронику посмотреть картины знаменитого художника. Больше часа они любовались пейзажами то буйно зеленого, то утопающего в сугробах Подмосковья, то видами минаретов знойной Бухары, то безлюдными берегами раздольной Волги… После осмотра выставки, распрощавшись с сыном художника, они спустились через рощицу белоствольных берез, растущих веселой молодой стайкой на откосе дачного участка, ярко освещенного солнцем, и решили выйти к речушке Воре через калитку запасного входа. И тут надо же случиться беде. Первым с дачного участка вышел Сергей и, не дождавшись, пока выйдут Игорь и Вероника, нечаянно захлопнул за собой калитку. Замок калитки был какой-то замысловатый: с зубчатым колесиком, скользящим рычажком и защелкой-фиксатором. И все было бы нормально, если бы не широко раскрытые в страхе глаза Сергея и его тревожный крик: «Быстрее!.. Собака!..» Испуганный взгляд Сергея скользил куда-то вдаль, через плечо Вероники. Как по опасной и грозной команде Игорь и Вероника повернулись, и их сковал ужас: с горы с басовито-львиным рыком неслась здоровенная дворняга. Несколько минут назад они видели ее на цепи у будки и, сопровождаемые надсадным лаем, опасливо обошли.

Может быть, и успела бы Вероника сдвинуть защелку калитки и крутануть зубчатое колесико замка, если бы сын художника час назад не рассказал им, что злее Буяна нет пса во всем Абрамцеве: в прошлом году он чуть не разорвал немецкую овчарку — спасибо, что вмешались люди с кольями.

И сейчас Вероника помнит полные ужаса глаза Игоря, его пепельно-серое лицо. Не дожидаясь, пока Вероника откроет замок, гонимый ужасом и страхом, он в какие-то доли секунды перемахнул через ветхий забор, оставив ее на растерзание разъяренного пса.

Инстинкт спасения выручил и Веронику. Когда Буян с волочащейся за ним цепью был от нее в каких-то восьми — десяти шагах, она оторвала от замка руки, приникла грудью к калитке и, просунув руки между штакетинами, плотно прижалась к ней. Она не видела, как подскочивший к ней Буян рванул клыками ее ногу. Дикая боль в икре правой ноги и что-то горячее, стрельнувшее вверх от раны, заставило ее закричать. Краем глаза она видела, как пес стремительно отскочил, от нее, пригибая голову, с рыком пробежался вдоль забора и снова, гремя цепью, кинулся к ней. Но не успел: с вырванной штакетиной в руках Сергей прямо с калитки прыгнул на пса и, наверное, испугал его. Но Буян успел вонзить свои клыки в бедро Сергея.

Неизвестно, чем бы закончился этот поединок разъяренного пса и двух безоружных и растерявшихся людей, если бы не сын Радимова, который с истошным криком «Буян!.. Буян!.. Ко мне!», с увесистой палкой в руке несся по тропинке с горки через березовую рощицу.

А минут десять спустя, когда на берегу Вори Сергей обмывал водой из родничка рану Вероники, Игорь, видя, как тот, еще не в силах побороть дрожь в теле, перевязывал рану разорванной на ленты белой рубашкой, — чтобы хоть как-то объяснить свою трусость, стараясь побороть еще не отпускающий его страх, не глядя на Сергея и на Веронику, как бы оправдываясь, сказал:

— У меня с детства патологический страх к змеям и собакам. — Видя, что Сергей, перетягивая икру Вероники, сделал вид, что не слышит его слов, он спросил: — А у тебя, Сережа, есть перед чем-нибудь врожденный, патологический страх?

— Есть! — сквозь зубы процедил Сергей.

— Перед чем? — словно обрадовавшись, спросил Игорь, и на лице его засветился луч надежды, что друзья простили его за недостойный для мужчины поступок: в опасную минуту он оставил в беде беззащитную девушку.