Матросская революция - [45]

Наш маленький зал не вмещает всех гостей. Многие остаются в коридоре. Чтобы не терять времени, открываю заседание.

—Слово для приветствия предоставляется народному министру Керенскому.

С жаром, с дрожью в голосе, с нотками плохо скрываемой злобы, красноречиво приветствует и тут же “по-отечески” пробирает нас министр. Говорит красно, да не о деле. Вдруг, забыв дисциплину, встает один из членов Центробалта, матрос Ховрин, и заявляет:

— Товарищ председатель! Я полагаю, что мы собрались не для митингования, а чтобы разрешить ряд практических вопросов. Полагаю, что господину министру следовало бы прямо перейти к делу.

— Товарищ Ховрин, я вам ставлю на вид, что вы позволяете себе прерывать министра.

Но Керенский уже потерял равновесие; судорожно сжав кулаки, он обрывает свою речь и бросает:

— Состав Центробалта придется пересмотреть. Адъютант, запишите.

Соглашаюсь с ним, что, и по нашему мнению, некоторые элементы (подразумеваю меньшевиков) следует удалить, ибо они мешают планомерной работе.

Между тем один за другим, с готовыми резолюциями, подкладываем проекты и доклады, в том числе и злосчастный устав. Не знаю, что повлияло на Керенского, может быть, просто не доглядел, но на уставе появилась его подпись и надпись: “Утверждаю”».

Вряд ли П.Е. Дыбенко в рассказанной им истории врал, скорее всего, так все и было.

Итак, матросы, дымя папиросами и перебивая министра, когда им этого хотелось, вставляли свои замечания. Думаю, что его специально провоцировали. Не выдержав, Керенский сорвался и заявил, что состав Центробалта надо пересмотреть. На этом все, собственно, и кончилось. Освистанный «центробалтовскими», он в спешке покинул «Виолу».

Спасая свое лицо, в тот же день освистанный Керенский помчался на линкор «Республика», чтобы исправить ситуацию и заручиться поддержкой хотя бы там. Судя по всему, Керенский вообще не понимал, куда он попал и что происходит вокруг него. Там Керенскому выставили перечень вопросов, скорее похожих на ультиматум. Балтийцы потребовали у правительства немедленного уравнения пенсий, субсидий и пособий без различия чинов и званий, отделения церкви от государства и школы от церкви, поддержку пропаганды социалистических идей, повсеместного образования крестьянских Советов, заключения мира без аннексий и контрибуций на основе самоопределения народов, немедленной передачи всех помещичьих и монастырских земель крестьянским комитетам. Это были не просто политические вопросы, это была целая политическая и социальная программа. Были и личные нелицеприятные вопросы к министру. Керенский попался в настоящую ловушку. Как он ни изворачивался, но был освистан. Матросы объявили его ответы «неудовлетворительными» и прогнали с корабля.

По существу, в данном случае матросы выступили уже как самостоятельная политическая сила, имеющая и собственные политические задачи, и свою конечную политическую цель. Понял это или нет Керенский — неизвестно, но тот факт, что после этого он не убыл в Петроград, а еще раз попытался исправить положение, говорит о том, что, скорее всего, так ничего и не понял. Иначе бы министр

повел себя совершенно иначе, ведь с каждым новым посещением кораблей он только ухудшал отношение матросов к себе.

Разумеется, что полным провалом закончились визиты Керенского и на линкор «Петропавловск», и на крейсер «Россия», где ему даже не дали выступить.

Отныне между Временным правительством и лично Керенским с одной стороны и матросами Балтики началась открытая конфронтация. Злопамятный Керенский сразу же напечатал серию статей о «предателях дела революции с линкора “Республика” и “Петропавловск”». Судком «Республики» выступил в печати с решительным протестом против «гнусных обвинений буржуазных и черносотенных борзописцев» и опубликовал заданные Керенскому вопросы.

Вслед за этим прошло собрание судкомов всех стоящих в Гельсингфорсе кораблей, на котором был выражен протест против «клеветы буржуазной печати».

Война с правительством, таким образом, была начата, но до ее победного конца было еще очень далеко. Впрочем, первый бой матросы выиграли вчистую. После столкновения с Керенским авторитет Центробалта в глазах матросов заметно вырос.

Затем в атаку на правительство ринулся Кронштадт, где матросы не желали довольствоваться вторыми ролями в разыгрываемом грандиозном политическом спектакле. Началось с того, что 13 мая Кронштадский Совет решил, что отныне начальник городской милиции должен выбираться кронштадцами. Тогда же было определено, что по всем вопросам, касающихся города и дислоцируемого в нем флота, Временное правительство должно контактировать исключительно с Советом. Однако 16 мая кронштадцы передумали и залепили Временному правительству еще одну оплеуху, постановив: «По делам государственного значения Совет входит в сношение с Петроградским Советом, кроме этого было решено, что уже не только начальник милиции, а вообще все административные должности в городе замещаются членами исполнительного совета или же ими назначаются».

Реакция была предсказуемой. И Временное правительство, и Петроградский Совет расценили решение кронштадтцев как акт отложения Кронштадта от России. В прессе заговорили уже о независимой «Кронштадской демократической матросской республике». В печати поднялся большой шум, причем критика была во многом справедлива, так как кронштадтцы действительно перегнули палку в своем революционно-демократическом рвении. Однако эффект получился совсем не такой, как ожидали авторы травли Кронштадта. Как и в феврале, Кронштадт стал популярен по всей стране. О нем говорили, спорили, его проклинали, им восхищались, но равнодушных в отношении его не было. Со всей России в Кронштадт потянулись делегации, чтобы лично удостовериться в ситуации «Кронштадтской республики».