Матрица, или Триады Белого Лотоса - [4]

Я как чувствовал, что счастье с Натали не будет долгим. Какие-то несколько лет вместе во Владивостоке в общаге. Словно, я украл их у друга. Конечно, это придавало сладкую пикантность твоей любви. Но, половая любовь мужчины к женщине, это уничтожение мужчины в женщине. Остроту чувств - придает соперничество обладания тем, что тебе не принадлежит до конца. А женщина не может принадлежать до конца, иначе она станет для тебя объектом обладания, и чувство вины перед ней - отравит в конце концов счастье обладания ее телом. И уже, любовь женщины - это месть мужчине за это чувство вины. Тоска от невозможности Божественной любви, от невозможности примирения с плотью, и вера, что любовь все-таки возможна, как посыл в будущее, как любовь матери к возможному сыну.

Это как с богатством, чем его становится больше, тем меньше сомнений должно быть в обладании им. А то - все можно потерять в один черный день. Удачу нельзя присвоить - ее можно только украсть.

"...Кошку двумя пальцами глажу, она обхватывает руку мягкими лапками. Уставшая жена смотрит долгим взглядом на зашедшего в гости друга. Он смущен, ему кажется, что это он утомил их своим вниманием. Семья. Ухожу покурить на балкон, из-за занавески вижу, как жена мягко целует его в губы. В сердце пустота".

Говорила же Натали, смотря искоса пугающими своей беззащитностью глазами: "Так - нельзя, Влад, грех это". Тоска. Деньги. А так хотелось разделить с тобой судьбу до конца, Натали!

Где-то там, далеко, я оставил свою душу. Вернется ли из иного - любовь? Или даст только успокоение. Всегда стоишь перед выбором - власть обладания или освобождение души. Может быть, я вернусь в облике змея, приползу на брюхе в райскую землю, где уже навечно буду с ней! Эта моя плоть в Москве - так мало радости приносит, словно пустая оболочка без души.

Надо идти в свой салон, и разбираться - с хитрыми поставщиками, желающими сбыть негодный товар за бешеные деньги вместо настоящего "Палеха" из Ивановской области; с ремесленниками, что мнят себя великими живописцами, а свои поделки - шедеврами; с чеченами, считающими себя основными арендаторами здания на Волхонке; с подлецом, вечно пьяным директором ДК, в наглую клянчащего денег и выпивки, - скоро ли его возьмет брат-Кондрат, сковырнет коньяк "Наполеон", что пьет он каждый день, как простую водку. Рутина жизни. А чем лучше - осторожные иностранцы, требовательные, желающие по дешевке приобрести товар, словно они "делают шопинг" в супермаркете! А, жадные, завистливые менты с рациями. Надо выяснить - с какого они отделения милиции. А впрочем, какая разница. Будут другие. Где крутятся деньги, там всегда прибьет продажных ментов. Делают свое дело - предупреждают об облавах ОБХСС на валютчиков Центра, и - слава богу! Вот уж поставили валюту "в тень", и сосут ее сами из твоего дела, как пиявки. Подлое время, подлая страна. Словно испокон веку идет дождь! Один бы хороший ливень с грозой очистил бы землю навсегда! Смыл бы грязь с мурла - Хама и Хапуги.

Настоящих раритетов мало, и их не продают с лотка. Увидеть - и то радость. Чтобы душа онемела от красоты Божественного.

Быть коммерсантом - это значит, каждый день сидеть на тупом острие длинной ограды, за которой недоступный особняк МИДа, пряничный в своем новоделе. Словно машина весь день под окном работает на холостом ходу, и не можешь от ее звука никуда деться. Противно и нудно. Единственная радость, когда куш "пожирнее" подваливает, да и то - ненадолго, надо делиться с подельниками.

Панагия

Панагия, образ Матери Христа, созданная при жизни апостолом Лукой по канонам греческой культуры, пропала еще из Константинополя, мегаполиса древнего мира. С ее исчезновением напрямую связывают гибель Византии, теократической империи Восточного Мира.

Католический Рим поднялся только после гибели христианства в Азии под ударами мусульман. После разграбления Константинополя крестоносцами все базары Венеции были завалены святыми трофеями. Шла бойкая торговля "сакральным" для многочисленных королей Западного мира, бывшими по отношению к ортодоксальному христианству - варварами, желавшими приобщиться имперской власти. Но главной реликвии, Панагии, среди трофеев не было, словно она растворилась в бескрайних просторах славянских народов.

Царь Иван Грозный в Москве разрушил старый Храм на Прорве, и построил на его месте монастырь. Старец Парамон проклял место, он знал, о чем в пыточных камерах под пристройкой монастыря Малюта Скуратов с пристрастием спрашивал вздернутых на крюки воров. Жизнь государевой службы в те сумрачные времена проходили в подземельях, соединенных в единую сеть подземными ходами, где-то в них и затерялись следы Панагии. Царь разрывался между верой и жаждой власти - сакральным смыслом христианских реликвий и соблазнами, что давали ему богатства церквей, с их золотом и каменьями окладов икон. Старец так и сказал царю: "Третьему Риму не бывать!", - подразумевая под "Римом" - его власть Кесаря.

Монастырь на Прорве снесли при Александре, и построили Храм Христа Спасителя, в честь Победы Империи над французами, но Панагии так и не нашли. Говорят, что староверы, прятавшие икону Покрова Богоматери, отдали ее Наполеону, но это ложь, так как старцы не считали его Освободителем Православия. Специальные комиссары Бонапарта пытали православных в подземельях монастыря, и говорят, чуть не завладели Единственной Реликвией Руси. А Москва сгорела.