Матриархия - [19]

- Эй! Быстро сюда!

Девчонка задрала голову. Лицо - бледное пятно, губы сжаты в шнурок и дрожат. Глаза как два чистейших озерца.

- БЫСТРО! - я наклонился чуть ниже. Бабка споткнулась и упала. «Импозантная дама» ковыляла к «козлам», протягивая руки. На пальцах облупившийся синий лак, а на кистях - засохшие пятна. Девчонка попробовала допрыгнуть до моей ладони и не достала.

«Козлы» накренились.

Девчонка сжала губы еще сильней. Теперь ее лицо превратилось в сплошные глазища.

Я наклонился еще дальше, ноги заболтались в воздухе и вот-вот, сейчас уже полечу вниз.

Наши пальцы встретились, ладошка у девчонки нежная. Я уже потерял равновесие и соскальзываю по стене, а кирпич царапает живот.

Кто-то вцепился мне в ноги. Девчонка повисла, а «дама» взвизгнула и рванула к нам.

В этот момент меня потянуло вверх, вместе с девчонкой.

Ноги нашарили опору, и я сам теперь тянул бедняжку наверх, а когти твари скользнули по ее икре и лодыжке. Девчонка вскрикнула, но так, больше от страха - жалобно. И захныкала.

Потом раздался выстрел.

В следующее мгновение мы лежали на «полу» крыши, в клубах взметнувшейся пыли.

- Вот болван... Вот болван! - бормотал Рифат ероша волосы. - Ты идиот, Рома!

- Почему это, - прокряхтел я. - Почему я идиот? Может, потому что спас ее?

- Спас! - фыркнул Рифат. - Ты чуть не угробил себя, герой хренов!

- Ты кусок говна, а он нормальный парень, - подал голос Юрец. - Вот и вся разница.

- Да? - скривил губы Рифат. - Скажи-ка мне, почему я кусок говна? Может, потому что поймал его за ноги, чтоб он не хренакнулся вниз, а? Может поэтому?

- Не ругайся. Ты же мусульманин, - я встал, потирая поясницу. Еще пару дней в таком темпе и тело превратится в сплошной синяк. Если раньше мне не перегрызет глотку какая-нибудь бабуля, жена алкоголика, наркоманка или там одичавшая бизнес-леди.

- Да иди ты в задницу, - с досадой махнул Рифат. - Мусульманин! Я думал, у тебя есть башка на плечах...

- Кажется, мы про кого-то забыли, - я многозначительно кивнул в сторону незнакомки, которая продолжала глотать слезы. Щеки распухли, губы тоже. Глаза-щелочки. В джинсовых шортиках и в футболке с надписью «ROCK IT’S MY LIFE»

- Как тебя зовут? - сказал я.

- Оля.

- А меня Рома. Этот рассерженный горец - Рифат. А это Юра.

- Что... моя мама!.. Что случилось? Ребята! Вы знаете, что происходит?

- Не знаем, - я покачал головой. - Ты может, голодная?

Она не ответила. Глядит перед собой и бормочет «мама, мама». Я подхватил мешок с провизией, чувствуя взгляд Рифата - как будто иголки вытанцовывают на спине. Да и в желудке тоже.

Протянул Оле банан, и она взяла, безучастно. А потом посмотрела с недоумением, как будто я дал ей пульт от телевизора.

- Кушай, - подбодрил я. - Ам-ам.

Оля улыбнулась, вытерла слезы. Стала чистить банан - лед тронулся.

Откусила, набила щеки.

- Мы тоже не знаем, что происходит... - начал я.

- Но с твоим приходом, Оля, у нас появилась дополнительная информация. - Юрец поднял указательный палец. - Весьма важная, на вес золота инфа.

- Какая же? - буркнул Рифат.

- Что не все представительницы прекрасного пола спятили! - торжествующе воскликнул Юрец. - Вот, абсолютно нормальная девушка.

- Это радует, - Рифат подошел к краю стены, глянул вниз. Прицелился, потом опустил винтовку. Выругался сквозь зубы, а после снова завел непонятную песню на басурманском языке.

- Не могу сказать, что это так уж радует, - Юрец поднял шероховатый обломок кирпича. - Теперь понять бы, ПОЧЕМУ эта девочка не поддалась общему настроению женщин. И откуда это самое настроение взялось.

- То есть, почему Оля не начала рвать окружающих в клочья?

- Почему - «окружающих»? - Юрец размахнулся, издал «й-йэх» и метнул камень. - Бабы не нападают друг на друга - только на мужчин. Это первое. Второе: среди попадавшихся женщин мы не встретили ни одного ребенка, что тоже важно. Кстати, сколько тебе лет?

- Шестнадцать будет через месяц, - пробубнила Оля. Она уже дожевала банан и теперь нервно складывала кожуру, потряхивала ей и снова складывала. Переводит взгляд с меня на Юрца, а сторону Рифата лишь косится исподтишка.

- Ого, - пробормотал Юрец.

С первоначальным определением возраста я тоже ошибся, хотя вблизи и понял, что Оля выглядит взросло. В обман ввели щечки, распухшие от слез. Спелая девица с хорошей попой, груди правда, почти нет.

Каюсь - на это я сразу обратил внимание.

Слышал всякие истории, о том, как девочки беременеют и в двенадцать, и в десять лет. А к четырнадцати годам некоторые становятся вполне себе развитыми барышнями. Не зря же на Руси отцы выдавали дочек замуж примерно в этом возрасте, если был подходящий жених?

В Средние века, и после - в эпоху Возрождения, двадцатилетняя девушка считалась чуть ли не старухой. Хотя тут дело еще и в продолжительности жизни, в ее качестве.

Видя, что Оля снова глядит перед собой, а по щекам спускаются хрустальные дорожки, я подсел к ней.

- Ну-ну... Не плачь. Все будет хорошо.

- Как... не будет! Как ты можешь так говорить! Мама... - Оля расплакалась, а я притянул ее к себе за плечи. Не люблю и не умею успокаивать девушек, да и когда футболка промокает от слез и соплей - это не очень-то приятно. Любой подтвердит.