Матриархия - [11]
- ЖМИ! - проорал Рифат.
Юрец, к моему удивлению тут же выжал газ. Покрышки завизжали. Машину окутали черные клубы, а в окно вплыла вонь горелой резины. «Шанс» рванул вперед.
Взревел двигатель. Еще немного и взлетим.
Грохот. Бампер подсек армянке ноги, встрепыхнулось платье. Колени стукнули по капоту, задница вмялась в лобовуху. По крыше как будто забарабанил крупный, с куриное яйцо, град, армянка перекатилась по заднему стеклу, по багажнику. Юрец еще поддал газу и врезался в самую толпу.
Машина подпрыгнула. Стуки, визг, влажный треск. Лобовое стекло прорезала белесая паутина, опять брызги, брызги. Трещины, как порезы, будто само стекло и кровоточит.
Улицу разрезал гудок клаксона. На капоте лежит психопатка, Рифат шипит, растирая колено. Повезло, что он не выстрелил, а ведь мог бы, ненароком.
Боковое стекло со стороны Юрца рассыпалось. Черт знает, почему. Сам «водила» сидел с осколками в волосах и растирал лоб: а на лобовухе теперь еще вмятина от головы.
- О-ох, - пробормотал Юрец. - Меня тошнит...
Открыл дверь, послышались булькающие, утробные звуки. Рифат меж тем выскочил из машины.
Раздался выстрел, и домохозяйка с остатками бигудей в волосах скрылась в зарослях шиповника.
- В голову, - сказал Рифат. - Точно в голову.
Пальцы у меня липкие, на заднем сидении лежит забытый гвоздодер. Я вытер ладони о джинсы, и подхватил «оружие».
Юрец растирал красноту на лбу. Рифат, как полицейский из дешевого боевичка, держал стойку: в одну сторону повернулся, в другую.
- Последний патрон? - спросил я. Он кивнул.
У Коляна калитка всегда нараспашку, потому что много людей живет в одном дворе. Во-первых сосед, дядя Костя, во-вторых, квартиранты, так что калитку открыть может любой желающий.
Песок завезли - прямо напротив Колиных окон гора, и в ней полузакопан грузовичок, с синим кузовом. Еще вчера здесь возилась малышня, с игрушками, лопатками и пасочками.
Но во двор мы вошли с опаской. Узкая дорожка между стеной, чужой забор сплошь из поржавевших прутьев и битых шиферин.
Рифат вертел пистолетом. Юрец все трогал лоб - в рассаженной коже поблескивали стеклянные крупинки.
- И где Коля ваш? - спросил Рифат. Мы остановились возле входной двери. Сбоку - дом, из грубых, неоштукатуренных блоков. Без крыши, недостроенный. Это типа уже не Колькина территория, но забора как такового нет, чуть дальше - домик поменьше. И флигель еще, и там как раз квартиранты.
Были.
- И что? Заходим? - шепнул Рифат.
- Ну, - я дернул дверь. Открыто. Спину кольнул чужой взгляд, как будто следит кто сверху.
Оглянулся. Пацаны как по команде, посмотрели вверх, на недостроенный дом. Никого вроде.
В Колином дворе даже ночью не бывало так тихо. Тут всегда пищали дети, орали кошки, лаяли собаки, матерились мужики. А сейчас тишина, от которой ждешь подвоха.
В доме полный бедлам. Везде осколки посуды, на полу кастрюля с вывернутым бульоном, ковер в какой-то дряни. Кровь, кровь, естественно - на стенах, на обоях, а в кроватях преет желтоватое белье.
- Коль? - крикнул Юрец и я вздрогнул. Странно: полно предметов в комнатах, все разбросано и вдруг - эхо. - Ау!
Под ногами захрустели осколки: вазы, кружки, тарелки. Валяется шиньон. Кто-то наступил на раскрытый тюбик с кремом для лица - струя попала на обои, ляпнула на полированную дверцу шкафчика.
В спальне, на кровати лежала Алиса - сестра Коли. На шее у нее запеклась кровь, в форме огромного «смайлика», пальцы скрючены, обломанные ногти впились в ладони. Сбоку, у виска - неровная плешь, клок волос вырван. И черные пятна под глазами.
Не знаю, как долго мы смотрели на покойницу. Для меня перестало существовать время и вновь я, как будто вскарабкался на еще одну ступеньку реальности.
Где остальные? Отец, мать?
- Он же сказал, что сидит в погребе, - подал голос Рифат. - Где погреб этот?
- На кухне, по-моему, - кашлянул Юрец. - Под линолеумом. Помню, картошку мы таскали.
Вернулись на кухню. Даже не обсуждали увиденное, просто вышли, подталкивая друг друга и точно: сразу-то мы не заметили, что линолеум приподнят.
Грудь у меня так и не собиралась оттаивать - замерзла изнутри. А еще я хотел по-большому.
Обратная сторона линолеума ворсистая, серая, и вся в отпечатках пальцев. С линолеумом возился раненный и не надо быть семи пядей во лбу, чтоб понять кто именно.
Дернул металлическую скобу, отполированную чужими ладонями. Дверь в погреб поддалась легко, и я чуть не усвистел вниз, Рифат успел подхватить.
- Спасибо, - сказал я.
- Аккуратнее надо, Василий Алибабаевич, - пробормотал Рифат. - В сейфе кстати, пусто, в спальне который. Видели, открыт был?
- Пусто? - я заглянул в черную дыру, прислушался. - Коль!.. Ау, ты там?
- Он наверно, вылез. Убежал куда-нибудь.
- Может... - я протолкнул по горлу ком. Даже не ком, а уже то, что съел у Юрца - блинчик. - Они не его... рвали? На улице?
- Нет, - покачал головой Юрец. - Точно нет. Там был какой-то волосатый чел, ноги сплошь в шерсти. Я запомнил.
- Оттуда тоже воняет. Ну, сильнее даже, чем в СПАЛЬНЕ.
- Угу.
Юрец сунул руку за печку, щелкнул. Зажегся свет в погребе. Он ярко освещал бугристый пол по центру, а стенки потонули во мраке.
Любовь и ненависть, дружба и предательство, боль и ярость – сквозь призму взгляда Артура Давыдова, ученика 9-го «А» трудной 75-й школы. Все ли смогут пройти ужасы взросления? Сколько продержится новая училка?
В трудной 75-ой школе еще не стихли отголоски скандала, эхо которого плавно перерастает в настоящую симфонию ужаса. Артур Давыдов в поисках пропавшей девушки распутывает нити, которые дергает сама судьба. А как долго вы смогли бы греть в сердце надежду? Чем бы пожертвовали ради любви? Примечания автора: Выхода на бумаге не будет — слишком шокирующе.
Известно, что для охоты за беглецами, ушедшими в океан, чтобы избежать порабощения Юпитером, были созданы так называемые «русалки». Они с блеском выполнили свою задачу, но что с ними будет теперь?
Он мечтал намыть золота и стать счастливым. Но золото — это жёлтый бес, который всегда обманывает человека. Кацап не стал исключением. Став невольным свидетелем ограбления прииска с убийством начальника артели, он вынужден бежать от преследования бандитов. За ним потянулся шлейф несчастий, жизнь постоянно висела на волосок от смерти. В колонии, куда судьба забросила вольнонаёмным мастером, урки приговорили его на ножи. От неминуемой смерти спасла Родина, отправив на войну в далёкую Монголию. В боях на реке Халхин-Гол он чудом остался жив.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
Дример — устройство, позволяющее видеть осознанные сны, объединившее в себе функционал VR-гаджетов и компьютерных сетей. В условиях энергетического кризиса, корпоратократии и гуманистического регресса, миллиарды людей откажутся от традиционных снов в пользу утопической дримреальности… Но виртуальные оазисы заполонят чудища, боди-хоррор и прочая неконтролируемая скверна, сводящая юзеров с ума. Маркус, Виктор и Алекс оказываются вовлечены в череду загадочных событий, связанных с т. н. аномалией — психокинетическим багом дримреальности.
В Центре Исследования Аномалий, в одной из комнат, никогда не горит свет. Профессор Вяземский знает, что скрывается за ее дверями. И знает, как мало времени осталось у человечества. Удастся ли ему найти способ остановить аномалии, прежде чем они поглотят планету? И как быть, если спасти мир можно только переступив законы человечности?
После неудавшегося Апокалипсиса и изгнания в Ад Сатана забирает с собою Кроули, дабы примерно его наказать — так, как это умеют делать в Аду, — а Азирафаэль не собирается с этим мириться и повышает голос на Господа. Рейтинг за травмы и медицинские манипуляции. Примечание 1: частичное AU относительно финала событий на авиабазе. Примечание 2: частичное AU относительно настоящих причин некоторых канонных событий. Примечание 3: Господь, Она же Всевышний, в этой Вселенной женского рода, а Смерть — мужского.