Матка - [7]

— Это чтобы вы не заснули тут от усталости. Нам еще назад идти.

Сам он, насколько я заметил, к своему вареву не притрагивался. Нас же напиток сделал какими-то заторможенными, вялыми. Хотя трудно решить, что сказалось сильнее — непривычная атмосфера этой опрометчивой ночной прогулки, гипнотическая настойчивость Глеба или наркотическое воздействие трав. Всех охватило какое-то оцепенение, а Глеб, казалось, совершенно перестал обращать внимание на остальных.

Он поднялся к алтарю, взял нечто вроде большого каменного ножа и, держа его в вытянутой руке, начал очень четко и уверенно, словно по невидимой схеме, чертить им в воздухе какие-то знаки. Он раз за разом обходил алтарь кругом. Его движения стали напоминать какой-то причудливый танец: в них чувствовался ритм и, самое главное, вскоре стало понятно, что в них действительно был смысл. Я затрудняюсь объяснить, что произошло; теперь уже я думаю, что, возможно, каким-то образом изменилась сила тяжести. Тогда я почувствовал, словно меня что-то придавливает к земле, а камни, наоборот, начали подниматься в воздух. Движения Глеба стали такими неестественными, словно им управляла какая-то посторонняя сила. В темноте возникли какие-то цветные сполохи, и послышался звук… такой, нечто вроде звона, или скрежета. Он шел со всех сторон. И вообще, в пространстве как будто появились невидимые силовые потоки. Внезапно Глеб остановился перед алтарем и заговорил каким-то совершенно не своим, нечеловеческим голосом на неизвестном языке, хотя все слова были вроде бы понятные; или, вернее, значение этих слов — оно возникало, как будто ты сам только что это подумал. Глеб сказал:

— Смертные, созданные из пыли! Ваше время истекло. Вы все здесь умрете.

В этот момент реальность словно раскололась надвое. Прямо вокруг нас возникло огромное полутемное подземелье. Над головой дымились тусклые золотые лампы, вдоль стен смутно вырисовывались изваяния гигантских фантастических существ. Я мельком различил фигуры полуголых людей, стоявших поодаль на коленях со скованными за спиной руками. Передо мной находился кубический темный алтарь, на него несколько громоздких, неестественно двигающихся фигур втащили молодого мужчину, и вдруг я отчетливо увидел большой каменный нож, ловко вскрывающий грудную клетку. В этот момент я по-настоящему вдохнул густой, оглушающий запах крови, в ушах зазвенело, и я ощутил в руках пульсирующее вырванное сердце. А потом все исчезло.

Даже не знаю, как скоро мы пришли в себя. Но в конце концов я вдруг понял, что сижу в мокрой от росы траве, что вокруг синеют лесные сумерки, то ли вечерние, то ли предрассветные. Остальные ребята тоже словно очнулись ото сна. Глеб сидел на ступеньках алтаря, молитвенно сложив руки и глядя куда-то вверх, потом рассеянно перевел на нас взгляд и говорит таким элегическим тоном:

— Романтично, правда?

Меня чуть не вырвало. Я думал, что ослышался. Мои собственные ощущения можно было охарактеризовать как угодно, только не словом "романтично". Я посмотрел на свои руки. Кровь в них гудела, как ток, у меня до сих пор было чувство, что я держу прямо перед собой самую жизнь и смерть. У меня действительно осталось полное впечатление, что при мне только что кого-то убили. Я с трудом поднялся и сказал через силу:

— Я не хочу ничего об этом знать.

Глеб посмотрел на меня, как на осквернителя святынь, и тоже поднялся.

— Как ты можешь так говорить? — удивился он.

Я посмотрел на него внимательно и просто не узнал, и испугался. Его буквально трясло, глаза, казалось, отбрасывали цветные блики, как фонари, на бледном лице застыло совершенно невменяемое выражение. Он сделал шаг ко мне, и я попятился. В этот момент он казался мне каким-то совершенно сверхъестественным существом.

— Ты что, не понимаешь? — спросил Глеб таким проникновенным тоном, что я вздрогнул. — Это жертвоприношение было для тебя!

Он протянул ко мне руки, и я заметил на ноже, который он все еще сжимал, какие-то темные пятна.

— Теперь мы выше самой человеческой природы! — продолжал уговаривать он.

— Что за кровь у тебя на ноже? — выпалил я.

— Это совершенно неважно, — тоном полнейшего убеждения возразил Глеб. — Силой этой жертвы ты сможешь сделать все, что захочешь!

— Я ничего не хочу! — невольно выкрикнул я.

Тогда Глеб остановился и как-то странно усмехнулся:

— Твое тело захочет само, — медленно произнес он, и, хотя я не понял эту фразу, мне послышалась в ней какая-то угроза… Я оглянулся на остальных ребят, которые стояли поодаль, и сказал:

— Пойдем отсюда.

Глеб покачал головой, глаза его вспыхнули, как фары, и со всех сторон снова послышался каменный скрежет и звон.

— Вы все преклонитесь перед нами, — отступая назад, с судорожным вздохом произнес он на нечеловеческом, шелестящем языке. — Вы все станете жертвами.

Внезапно он вытянул руки перед собой и сделал движение, словно призывал к себе что-то, какую-то силу; потом еще несколько раз, все резче и резче. Послышался отдаленный гул, как бы из самой толщи земли, и камни, поднявшиеся вокруг, замелькали в непроницаемом темном вихре; Глеб взмахнул руками, как крыльями, и взмыл в воздух на высоту больше человеческого роста. На этом мои воспоминания заканчиваются. Очнулся я дома, и, самое главное, никто не заметил, что я уходил; зато мне сказали, что я проспал землетрясение.