Матисс - [84]

Поэтому ослепительно очевидна внутренняя потребность осуществления этого замысла, и остается только пожалеть тех, кто, глядя на это творение, говорит о трюкачестве и „фокусах“. Акт веры — такой, без всякого сомнения, предстает посетителю Капелла четок в Вансе. Все, что есть удивительного, даже приводящего с первого взгляда в замешательство в этом ансамбле, не может стать выше этой непререкаемой истины.

Первое впечатление отрадно. Внешние формы капеллы просты, строгость ее стиля исполнена самой чистой прелести. Узкие высокие оконные проемы небольшого нефа, более широкие — на хорах, столь изящная находка — черепица в романском стиле, покрытая синей и белой глазурью, и особенно тонкий рисунок колокольни, вычерченный в небе кованым железом, — все производит впечатление и внутренней собранности, и эстетической завершенности. В то время как многие современные церковные здания страдают внутренней дисгармонией вследствие соединения неоднородных элементов, — вспомним церковь в Ассизи, — в капелле в Вансе мельчайшая деталь — даже изысканный садик с пышной растительностью, вырисовывающийся, как персидский ковер, — служит единому художественному замыслу. Об этом свидетельствует чувство покоя, которым дышат ее строгие формы.

Испытываешь ли то же чувство столь же отчетливо, когда входишь внутрь? Возможно, не совсем то же и, во всяком случае, не так. Капелла предстает перед нами в виде большого зала с углублением, служащим хорами для монахинь. В углу, образованном двумя архитектурными элементами, на площадке наискось установлен алтарь, лицом обращенный одновременно к монахиням и к верующим: восхитительный алтарь, отличающийся строгостью форм; стоящие на нем светильники и распятие не ломают линии. Это поистине наиболее религиозная часть ансамбля, и хорошо, что именно так. Благородное освещение, создаваемое тремя цветами — чисто-синим, ослепительно желтым и ярко-зеленым — витражей, рисунок которых лишен излишеств, вызывает впечатление большой духовной полноты: это место предназначено для молитвы (даже если и не испытываешь такого ощутимого духовного проникновения, как, например, в бедном нефе церкви св. Доминика в Ассизи, ничто не мешает здесь христианину вознести свою душу к богу).

Можно ли сказать то же самое о больших композициях, украшающих две стены и являющихся для Матисса, несомненно, самым главным? Здесь отсутствует цвет, поиски гармонии или валеров. Черная линия на белой керамической поверхности (черное и белое — цвета доминиканских монахов) самодовлеет. Преднамеренная обнаженность видна во всем: последнее достижение, наивысшая точка, когда мастер, подобно японскому художнику, достигает полноты выражения в обнаженном штрихе одной строго рассчитанной линии. Лучше всего может помочь понять этот аскетизм сравнение наброска руки (тушью) большой фигуры святого Доминика с окончательным вариантом; тем, кто принимает Матисса за некоего мальчика-мазилку, это сравнение даст ответ: все, что есть сознательного, решительного в этом отречении, превосходно проявляется здесь.

Таким образом, эти три большие композиции представляют собой простую игру линий; изображение святого Доминика больше натуры и сведено к овалу головы и к складкам рясы; Дева и младенец изображены силуэтно и окружены полем эскизно нарисованных цветов; „Крестный путь“ с его умело беспорядочной композицией, в которую нужно долго вглядываться, чтобы постичь ее совершенство, поначалу напоминает страницу из альбома для набросков. Следует признаться, что подобное упрощение мало способствует возникновению чувства. Святая дева Рафаэля или огромное распятие Матиса Грюневальда ^[541] пробуждают в самых глубинах сердца нечто такое, к чему Матисс в Вансе не считает нужным обращаться. Зрителю, чтоб испытать чувства, необходимо усилие и соучастие его воображения или, лучше сказать, его духовной жизни».

И далее удачное напоминание об искусстве катакомб, которое стремилось обращаться только к душе, не описывать, а внушать, совсем как Матисс в Вансе.

«Это искусство напоминает искусство первых христиан в катакомбах, которому было достаточно совсем простых линий, чтобы передать внутренний порыв оранты или мессианские символы хлеба и рыбы.

Капелла в Вансе представляет собой храм для монашеской молитвы, а не церковь, куда вхож любой верующий. Монахини, молящиеся здесь в покое утра или в молчаливом самозабвении вечера, не нуждаются в подпорках для чувства, каковыми могут служить произведения изобразительного искусства. Точки опоры — самое большее, чего требует их духовная медитация от этих чистых линий (и результат, достигнутый художником, наилучшим образом соответствует поставленной перед ним цели). Примененный в большой церкви, предназначенной для толпы верующих, будет ли подобный прием действенным? Довольно сомнительно. Но здесь, где в одиночестве молятся десять монахинь, он поразительно созвучен».

Позднее, в январе 1952 года, я спросил у Матисса, в какое время года и в какой час лучше всего посетить его капеллу.

Он ответил не задумываясь, и это может быть важным для тех, кто предполагает совершить паломничество в Ванс: