Матерятся все?! Роль брани в истории мировой цивилизации - [57]
Некоторые японские инвективы в буквальном переводе могут выглядеть довольно сдержанно, но на шкале оскорблений японцев они занимают заметное место. В 1955 году возник правительственный кризис (!) после того, как премьер-министр неосторожно назвал своего оппонента «бака яро». Дословно это означает всего лишь «глупый дурак», но англоязычный автор советует переводить эту инвективу как «stupid asshole», то есть, согласимся, на русский вкус это звучит достаточно энергичнее.
Одна из самых заметных японский инвектив достаточно вульгарна даже и по европейским меркам. Это «Законнайо!», что-то вроде «Не еби меня!» и выражающая крайнюю степень неудовольствия и раздражения. Ближайшие аналоги – французское «Merde!», английское «Fuck you!» или «Asshole!», русское «Блядь» или «Ёбаный-в-рот!».
Типичное японское словоупотребление – «Гайдзин!». Буквальное его значение – иностранец, чужак. Но если вспомнить не столь давнюю самоизоляцию Японии, характерные ещё для XIX века ненависть и отвращение к европейским «варварам», то не вызовет удивления пассаж в американском пособии для туристов о том, что «вежливая» японская фраза, исходящая от хозяина ресторана. «Мы не обслуживаем уважаемых гайдзин» призвана означать примерно то же, что американская «Ни один из этих ёбаных уважаемых иностранных варваров не переступит порог моего чисто японского заведения. Поди погуляй!».
Как видим, подобные слабые, по европейским меркам, оскорбления успешно справляются с той задачей, которая ставится перед инвективами европейского типа, построенными на использовании сексуальных или богохульных символов: во всех случаях оскорбление достигается за счёт обвинения оппонента в нарушении наиболее сильных для данной культуры табу. Обвинения в глупости нарушают как раз один из таких японских запретов.
Тем не менее фактом остаётся то, что лексический инвективный слой в общеупотребительном японском языке сравнительно невелик и в буквальном переводе обычно кажется маловыразительным и просто слабым.
Однако вряд ли этот факт сильно волнует самих японцев. Подобно всем другим народам, японцы не лишены возможности разрешения напряжённости любой степени с помощью языка. И всё же верно и то, что эмоциональное облегчение достигается в японской культуре принципиально иначе, чем у абсолютного большинства народов мира.
Дело в том, что роль инвективы в японской национальной культуре успешно выполняет … снятие в нужный момент всей или части формул обязательного этикета.
Общеизвестно, что по сравнению с европейскими языками японский язык отличается исключительно разработанной системой форм и выражений вежливости. Чтобы правильно пользоваться этой системой, японцам приходится обладать огромным запасом сведений о себе и окружающей их действительности, сведений, в которых у европейцев нет особой практической нужды. В интересующем нас плане это сведения об иерархических отношениях, принятых в японском обществе. Необходимость учитывать все эти отношения – кто важнее меня, кому я подчиняюсь и выше кого считаюсь и какими словами я должен эти отношения выражать, – всё это заставляет японца при каждой встрече, в любой ситуации решать достаточно сложные (во всяком случае, с точки зрения европейца) задачи.
Но с соотечественниками японцы худо-бедно разбираются: ведь этому их учат с младых ногтей. С иностранцами всё выходит значительно сложнее: непонятно, к какой группе он относится и как следует к нему обращаться.
Впрочем, и с незнакомыми японцами тоже бывают сложности, их статус понятен не всегда.
Что делать? Сами японцы тоже не знают. В жёстких рамках установленных правил единственно возможным для большинства жителей Страны восходящего солнца кажется пренебрежительное отношение к людям, чей статус им неизвестен. Если на улице встретились две знакомые японки, они могут бесконечно долго кланяться друг другу, исподтишка следя, кланяется ли та, другая: упаси боже перестать кланяться первой! И та же японка может бесцеремонно ткнуть вас локтем в переполненном вагоне метро: а что с вами церемониться, ведь ваш статус незнаком, и значит, ваше присутствие можно просто игнорировать. Вас тут нету! Человек с неизвестным статусом – как бы человек-невидимка.
Ну а если вы намерены сознательно высказать своё отрицательное отношение к оппоненту? Здесь у японцев своя, тоже хорошо разработанная система. Можно подобрать соответствующие слова, изменить грамматическую конструкцию. Но можно и убрать все «вежливости», и такая фраза будет звучать почище русского мата. Вот пример.
Как надо вежливо попросить открыть окно, если вы русский? Ну, например, с помощью добавления «пожалуйста»: «Откройте, пожалуйста, окно», или представив просьбу в виде вопроса: «Не могли ли бы вы открыть окно?» Последняя фраза больше понравится англоговорящим народам, они её, пожалуй, даже усилят: «Would you very much mind opening the window, please?» Оба народа сочтут слишком бесцеремонным простой приказ «Открой окно! Open the window!».
В обычной речи японцы категорически не примут просьбу типа «Открой окно!». Наиболее приемлемый вариант – не изысканно вежливый, заметьте! – был бы, вероятно, что-нибудь вроде «Не могли ли бы вы сделать так, чтобы окно оказалось открытым?».
Серия «Внимание: иностранцы!» в увлекательной и шутливой форме рассказывает о нравах и обычаях разных народов, знакомит с традициями и законами различных государств, советует, как вести себя в той или иной стране. На сей раз объектом внимания стали мы сами, русские. Не правда ли, любопытно взглянуть на себя со стороны?..
Характер русского человека многослоен и противоречив, в нём сочетаются Пётр Великий, князь Мышкин и Хлестаков… Впрочем, всё это мы знаем и так. Зачем же нужна эта книга нам, русским? Зачем же нам «наблюдать» за собой? Ответ будет простым — потому что МЫ НЕ ПОНИМАЕМ сами себя.Автор книги «Наблюдая за русскими» Владимир Жельвис, доктор филологических наук, профессор и большой специалист по «загадочной русской душе», предлагает нам свой взгляд на пресловутую «русскость». С упрямством, присущим лишь истинно русскому человеку, он стремится найти ответы на вопросы: «Какие мы, русские?» и «Почему мы такие?».
В представленной монографии рассматривается история национальной политики самодержавия в конце XIX столетия. Изучается система государственных учреждений империи, занимающихся управлением окраинами, методы и формы управления, система гражданских и военных властей, задействованных в управлении чеченским народом. Особенности национальной политики самодержавия исследуются на широком общеисторическом фоне с учетом факторов поствоенной идеологии, внешнеполитической коньюктуры и стремления коренного населения Кавказа к национальному самовыражению в условиях этнического многообразия империи и рыночной модернизации страны. Книга предназначена для широкого круга читателей.
Одну из самых ярких метафор формирования современного западного общества предложил классик социологии Норберт Элиас: он писал об «укрощении» дворянства королевским двором – институцией, сформировавшей сложную систему социальной кодификации, включая определенную манеру поведения. Благодаря дрессуре, которой подвергался европейский человек Нового времени, хорошие манеры впоследствии стали восприниматься как нечто естественное. Метафора Элиаса всплывает всякий раз, когда речь заходит о текстах, в которых фиксируются нормативные модели поведения, будь то учебники хороших манер или книги о домоводстве: все они представляют собой попытку укротить обыденную жизнь, унифицировать и систематизировать часто не связанные друг с другом практики.
Академический консенсус гласит, что внедренный в 1930-е годы соцреализм свел на нет те смелые формальные эксперименты, которые отличали советскую авангардную эстетику. Представленный сборник предлагает усложнить, скорректировать или, возможно, даже переписать этот главенствующий нарратив с помощью своего рода археологических изысканий в сферах музыки, кинематографа, театра и литературы. Вместо того чтобы сосредотачиваться на господствующих тенденциях, авторы книги обращаются к работе малоизвестных аутсайдеров, творчество которых умышленно или по воле случая отклонялось от доминантного художественного метода.
Культура русского зарубежья начала XX века – особый феномен, порожденный исключительными историческими обстоятельствами и до сих пор недостаточно изученный. В частности, одна из частей его наследия – киномысль эмиграции – плохо знакома современному читателю из-за труднодоступности многих эмигрантских периодических изданий 1920-х годов. Сборник, составленный известным историком кино Рашитом Янгировым, призван заполнить лакуну и ввести это культурное явление в контекст актуальной гуманитарной науки. В книгу вошли публикации русских кинокритиков, писателей, актеров, философов, музы кантов и художников 1918-1930 годов с размышлениями о специфике киноискусства, его социальной роли и перспективах, о мировом, советском и эмигрантском кино.
Книга рассказывает о знаменитом французском художнике-импрессионисте Огюсте Ренуаре (1841–1919). Она написана современником живописца, близко знавшим его в течение двух десятилетий. Торговец картинами, коллекционер, тонкий ценитель искусства, Амбруаз Воллар (1865–1939) в своих мемуарах о Ренуаре использовал форму записи непосредственных впечатлений от встреч и разговоров с ним. Перед читателем предстает живой образ художника, с его взглядами на искусство, литературу, политику, поражающими своей глубиной, остроумием, а подчас и парадоксальностью. Книга богато иллюстрирована. Рассчитана на широкий круг читателей.
Валькирии… Загадочные существа скандинавской культуры. Мифы викингов о них пытаются возвысить трагедию войны – сделать боль и страдание героическими подвигами. Переплетение реалий земного и загробного мира, древние легенды, сила духа прекрасных воительниц и их личные истории не одно столетие заставляют ученых задуматься о том, кто же такие валькирии и существовали они на самом деле? Опираясь на новейшие исторические, археологические свидетельства и древние захватывающие тексты, автор пытается примирить легенды о чудовищных матерях и ужасающих девах-воительницах с повседневной жизнью этих женщин, показывая их в детские, юные, зрелые годы и на пороге смерти. Джоанна Катрин Фридриксдоттир училась в университетах Рейкьявика и Брайтона, прежде чем получить докторскую степень по средневековой литературе в Оксфордском университете в 2010 году.
В XIX веке произошли важные события, повлиявшие на историю психиатрии, но средства и методы лечения чаще всего имели причудливый и даже нелепый характер, например, пациенты английских психиатрических лечебниц выпивали в среднем 5 пинт (2,8 л) пива еженедельно. Для лечения психических заболеваний применяли такие, на наш, современный, взгляд, беспощадные меры, как удаление зубов или удаление клитора и яичников у женщин, лечение ртутью и рвотой. Такова была «старая» психиатрия: тело считалось основным источником психологических бед.
Эта книга – первый нескучный научпоп о современной медицине, о наших болячках, современных лекарствах и человеческом теле. Никита Жуков, молодой врач-невролог из Санкт-Петербурга, автор ультрапопулярного проекта «Encyclopatia» (от Encyclopedia pathologicae – патологическая энциклопедия), который посещают более 100 000 человек в день.«Модицина» – это критика традиционных заблуждений, противоречащих науке. Серьезные дядьки – для которых Никита, казалось бы, не авторитет – обсуждают его научно-сатирические статьи на медицинских форумах, критикуют, хвалят и спорят до потери пульса.«Минуту назад вы знали, что такое магифрения?» – encyclopatia.ru.«Эта книга – другая, не очень привычная для нас и совершенно непривычная для медицины форма, продолжающая традиции принципа Питера, закона Мерфи, закона Паркинсона в эпоху интернета», – Зорин Никита Александрович, M.
Знаете ли вы, что такое время? А как придумали теорию струн? Какой химический элемент – самый большой в мире? А вот Дмитрий Побединский, физик, популярный видеоблогер и постоянный автор «Чердака», знает – и может рассказать!Существуют ли параллельные вселенные?Можно ли создать настоящий световой меч?Что почувствует искусственный интеллект при первом поцелуе?Как устроена черная дыра?На эти и другие вопросы, которые любого из нас способны поставить в тупик, отвечает Дмитрий – легко и доступно для каждого из нас.«Чердак: наука, технологии, будущее» – научно-образовательный проект крупнейшего российского информационного агентства ТАСС.
Книга намеренно задумана как инструмент: Юлия Андреева и Ксения Туркова подобрали типичные ошибки в речи, письменной и устной, объяснили их простым языком и упаковали в понятную для читателя форму – с помощью мнемонических стихотворений и почти 120 забавных и запоминающихся иллюстраций любой научится отличать «вообще» от «в общем», «одеть» от «надеть» и даже «вследствие» от «впоследствии».Вам кажется, что русский язык – это скучно и бессмысленно? Не удивительно, ведь красная ручка и диктант – это все, что большая часть из нас помнит еще со школьных времен.А вместе с тем мы пишем и пишем – по работе, по делу, без дела.