Матерятся все?! Роль брани в истории мировой цивилизации - [44]

Кроме того, полезно помнить, что в ходе ссоры первоначальная цель (например, выяснение истины) вполне может утратиться, и, таким образом, брань может начать преследовать совсем другую задачу: например, побольнее уязвить противника, и всё сводится просто к перечислению чужих пороков и недостатков. Переживание, таким образом, движется не по тому каналу, на который рассчитывали говорящие. Д. С. Лихачёв называет эту ситуацию тупиком:

Арготическое слово возникает только там, где арготирующий не осознаёт, не знает причины беспокоящего его явления, где им усматривается случай. […] Арготическое слово показывает, что перед данным явлением арготирующий пришёл в тупик, […], его эмоционально-экспрессивная данность есть признак слабости […], не только защитная, но, я бы сказал, «убегательная реакция».

Вдумаемся в эти точные слова. Обращение к инвективе есть признание говорящим своего психологического банкротства, капитуляция перед ситуацией вместо овладения ею.

До победного конца?

Очевидно, что такая противоречивость самой ситуации инвективы приводит к тому, что на протяжении неопределённо долгого времени общество будет ожесточённо бороться с инвективизацией речи, с одной стороны, справедливо усматривая в инвективе серьёзную опасность своему благополучию, а с другой – подсознательно ощущая, что вовсе без инвектив оно тоже не может нормально функционировать.

Борьба с инвективным словоупотреблением необходима и желательна, и общепринятые формы этой борьбы – общественное осуждение, кампании против сквернословия в прессе, цензурные ограничения, соблюдение соответствующих законодательных актов – оказывают определённый сдерживающий эффект. Вместе с тем из сказанного выше вытекает, что такая борьба принципиально не может закончиться полной победой, отчего не имеет смысла ставить перед собой такую цель.

Однако означает ли сказанное, что инвективное общение всегда будет иметь точно такой же вид, что сейчас? Существует ли какая-либо более безопасная альтернатива как средство превращения агрессии во что-либо более приемлемое?

Увы, ответ может быть только отрицательным. В любой национальной культуре людям необходимо выразить отрицательные эмоции. А как их выразить, решает каждая культура сама, и сама она выбирает для этого средства. Главное, чтобы эти средства выразили желаемую эмоцию.

Ниже ещё будет показано, как сильно культуры могут в этом плане различаться, но его суть всё равно будет одна и та же. И если, условно говоря, какая-нибудь культура вместо того, что в переводе соответствует русскому мату, предпочтёт какое-нибудь «Серый волк!», то восприниматься этот «волк» будет точно так же, как мат в русской культуре: грубо, вульгарно, нецензурно. А что русскому это ругательство покажется смешным и очень слабым, носителю данной культуры абсолютно безразлично. И считать его более вежливым, чем русского, просто глупо.

«К сердцу прижмёт – к чёрту пошлёт»

В большинстве культур эмоционально нагруженные слова «отрицательного толка» встречаются в речи гораздо чаще, чем «положительные». Понять такую асимметричность нетрудно: общеизвестно, что отрицательные, мешающие стороны бытия воспринимаются человеком намного острее, чем положительные, способствующие комфорту факторы, которые рассматриваются как естественные, нормальные, не требующие столь же резких эмоций.

Но всё равно нам необходимы средства для выражения и тех, и этих эмоций. И вот тут мы подходим к одному из важнейших философских понятий: противопоставлению любви и ненависти, хорошего и плохого, а в религиозном плане – Бога и дьявола. Без второго члена этой пары не может быть и первого. Помните, как это объяснил булгаковский Воланд Левию Матфею:

Ты произнёс свои слова так, будто ты не признаёшь теней, а также и зла. Не будешь ли ты так добр подумать над вопросом: что бы делало твоё добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с неё исчезли тени? Ведь тени получаются от предметов и людей. […] Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и всё живое, из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом?

С Воландом нельзя не согласиться. Мы не знали бы, что такое свет, если бы не было тьмы, с которой свет можно сравнить. Нельзя вообразить любовь без ненависти, жар без холода, доброту без зла. Это всё полярные противоположности, которые у людей проявляются в виде душевных движений притягивания и отталкивания. К человеку, которого мы любим, нам хочется подойти поближе, от человека, которого мы ненавидим, хочется уйти как можно дальше.

Показательна в этом плане французская пословица: «A prèter cousin germain, á prendre, fils de putain!» – «Как одалживать, так ты для него – родной кузен, а как отдавать, так ты уже сын потаскухи!» Как видим, в первой части фразы здесь применяется обращение основанное на терминах родства, как в русской практике, где термины родства тоже могут быть обращены к не-родственникам: «Тётенька!», «Братец!», «Бабушка!», «Родимый!» и тому подобное. То есть средства выражения благосклонности равноценны признанию определённой степени родства. Они выражают близость, притягивание. И наоборот, слова противоположной группы отталкивают, отрицают всякую возможность родства, а точнее – отмечают родство оппонента с самыми презренными членами общества, животными и тому подобными. Вспомним русские «Выблядок!», «Сука!» и другие, ещё более грубые «антиродственные» обращения.