Матерятся все?! Роль брани в истории мировой цивилизации - [33]

Пример использования «восхищённого мата»:

Такое настроение хорошее, что ни в сказке сказать, ни матом сформулировать!

Плюс и минус в одном флаконе

Начнём с того, что всё на свете предстаёт перед нами либо как нечто положительное, либо отрицательное, либо нечто нейтральное. Для изучаемой нами темы важно, что в зависимости от контекста предмет, явление и так далее могут самым решительным образом поменять свой знак. То, что сегодня выглядит как что-то плохое, завтра может вдруг стать хорошим, и наоборот.

Продемонстрируем это на примерах. Бранное слово «сволочь», казалось бы, никак не может служить комплиментом. Пример из газетного очерка:

– Я сволочь, – сказала она, спокойно глядя перед собой. – К сожалению, поздно это поняла.

Из воспоминаний Мариса Лиепы:

А Ермолаев говорит: «Вы такая сволочь, такая настоящая сволочь, такая хорошая сволочь, что вы лучший в спектакле!» Уланова с Тимофеевой тоже поздравляли.

Или вот ещё похожая пара. Первый пример – из А. П. Чехова:

– Слышишь, тупая скотина? – крикнул Иван Дмитрич и постучал кулаком в дверь. – Отвори, а то я дверь выломаю! Живодёр!

Из произведения Ю. Семёнова:

– Как лихо отплясывает Пальма, – сказал Вант. – Скотина.

– Зачем так грубо? – улыбнулся Петерис.

– А я люблю его.

– Действительно?

– Действительно. А может, завидую. Но очень добро. Без зла.

Как видим, в последнем примере собеседник Ванта почувствовал отрицательный знак восклицания «Скотина!» («Зачем так грубо?»), но одновременно понял, что это – пример панибратской добродушной грубости («улыбнулся Петерис»). Его мнение подтверждает дальнейшими словами и сам автор восклицания («люблю его», «добро», «без зла»).

Называя своего героя «Идиот», Достоевский меньше всего хотел отозваться о нём оскорбительно. То же самое можно увидеть в заголовке стихотворения Есенина «Сукин сын».

Очень точно описывает подобное словоупотребление американский лингвист Wilson. Его пример (в нашем переводе):

Ирвин безмятежно поднимает глаза на входящего Бутфорда и говорит ему: Hey, fartface, where you been? (приблизительно: «Привет, сраная морда, где ты был всё это время?) Он изрекает приветствие, которое подразумевает фамильярность и (мы надеемся) дружеское расположение.

Немного отличается от вышеприведённого пример из грузинского языка «Sen qverebs venacvale», что в буквальном смысле означает «Я хотел бы быть твоими яйцами!», но по мнению журнала Maledicta, равносильно «Я обожаю твои яйца! – и может использоваться как выражение восхищения или как ласкательное обращение родителя к сыну.

В американской практике возможны употребления в подобном смысле и гораздо более грубых инвектив, вроде «motherfucker», «bitch» и других.

Особо следует подчеркнуть, что при желании выразить дружеское расположение с помощью грубости, абсолютно необходимо соблюдение важного условия: произносить фразу необходимо доброжелательным тоном и предпочтительно с улыбкой. В противном случае возможно драматическое непонимание.

Такое объединение в одном высказывании положительного и отрицательного значения слова можно обнаружить и в словах, не являющихся, строго говоря, инвективами. Слово «чёрт», например, обозначает «врага рода человеческого», но одновременно ассоциируется с такими положительными качествами, как ловкость, умелость, трудолюбие. У писателя Феликса Кривина:

Если бы люди жили как ангелы, а работали, как черти!

В этом последнем примере отрицательное и положительное значения не взаимоисключают, а взаимодополняют друг друга.

Другие примеры могут совмещать отрицательное значение с нейтральным. Речь здесь может идти, в частности, об особом поведении американских подростков из пуританских семей с очень строгим воспитанием. Инвективы там строго запрещаются, особенно богохульные. Но потребность в выражении отрицательных эмоций у них, конечно, остаётся, и они находят выход в этаком самообмане: по наблюдениям психологов, они используют ряд нейтральных слов, нагружая их острым инвективным значением. То, что получается, не может считаться эвфемизмом, так как цели «выглядеть прилично» здесь не ставится, перед нами просто «переодетая» вульгарная инвектива.

«И тем горжусь!»

Следующие примеры несколько иного рода. Здесь первоначальное отрицательное значение вытесняется почти (но не полностью) бесспорно положительным. Речь идёт о слове (понятии), по-разному воспринимаемом разными классами или группами. То, что выглядит как обзывание для одного слоя общества, может звучать комплиментом для другого. Во Франции XVIII века аристократы презрительно называли повстанцев «sansculottes», «голоштанниками». Вопреки ожиданиям, эти самые «санкюлоты» согласились с таким наименованием и превратили его в положительное: да, мы голоштанники, которые собираются повесить всех аристократов на фонарях!

Примерно то же произошло с голландским «geuzen» («нищие): в XVI веке во время борьбы Нидерландов за независимость от Испании испанцы называли нищими повстанцев, а те гордо именовали себя «гёзами». В наше время такие слова как «коммунист», «большевик», «негр» тоже могут восприниматься с разными знаками. В последнее время в современной России, раздираемой противоречиями, разными лагерями противоположным образом воспринимаются «либералы» и «патриоты». В националистических кругах можно с гордостью причислить себя к «чёрной сотне».