Материнство - [28]
Зато некоторый холодок в его отношениях с одноклассниками спасает нас от многих, так сказать, "уличных влияний". Ребята в классе разные, и многие покуривают, например, но не мой сын: у него нет желания им подражать, они не авторитетны для него, а в семье никто не курит. И самое главное, никто уже и не пытается его высмеивать за это "немужское", с точки зрения мальчишек, поведение: привыкли, что он придерживается своих взглядов, своей, так сказать, линии жизни, а это, в свою очередь, достойно уважения. Помню, как-то я переполошилась: звонит мальчишка то и дело, а Саня ходит какой-то грустный. Стала допытываться и допыталась: у них такая игра, кто скажет слово "запятая", становится "рабом" того, кто его вынудил сказать это слово (вариант на тему: "Замри!", мы когда-то тоже играли). Я испугалась: "Саня, как это - рабом? А вдруг он прикажет - пойди укради?" Сын посмотрел на меня, как на глупую: "Ну почему я должен выполнять дурацкие распоряжения?" Значит, само собой разумеется, что есть граница допустимого - не это ли мечта многих мам, которые так боятся чужого влияния? Это "хорошая" сторона "плохого" качества - замкнутости. С чем же здесь бороться, что исправлять? И как? "Пойди поиграй в футбол"? Не играет он, он "Науку и жизнь" читает.
Настя совсем не такая, она в любом коллективе будет своя через пять минут, она возмущается Саней: "Что это такое: его бьют, а он стоит и плачет, даже не защищается! Я увидела, стала их колотить, всех разогнала, а он стоит!" Это она на мальчишек на два года старше себя бросилась - не побоялась и победила: парни в основном от неожиданности разбежались. Если Саня спокойно дружит со спокойным мальчиком, то Настя со своими подружками все время конфликтует: то у них страстная дружба, то ссора навек, то выяснение отношений. Она все время борется за справедливость, с ее точки зрения, конечно. В классе писали сочинение: "В чем смысл жизни?", а потом на родительском собрании учительница читала без имен эти сочинения, так Настино не только я, а полкласса мам опознало без труда: "Я хочу бороться с равнодушием, с вещизмом, вообще со злом, чтоб на земле все жили хорошо. Вот в этом смысл жизни". У подружки конфликт с матерью, и Настя по-деловому мне предлагает: "Мама, Лене так плохо, давай ее удочерим и ее сестренку Таню тоже!" Конечно, я объясняю ей, что Ленина мама не одна виновата, что и Лена не всегда права, что они любят друг друга и им будет плохо друг без друга, но разве это не прекрасное качество - забывать о себе для другого? Ни на минуту ей не пришло в голову, что появление в семье еще двух девочек (если б и можно было бы допустить такую возможность) лишит ее чего-то, создаст лично для нее какие-то трудности.
Вечером Настя сидит читает, приходит Аська, просит: "Настя, расскажи сказку!" - "Отстань, я читаю".
Аська заплакала и пошла к себе в комнату, не переставая причитать: "Настя, ты меня не любишь, я с тобой больше не дружу". Настино сердце дрогнуло: "Ну ладно, иди сюда, расскажу!" Ася: "Не пойду! Ты меня не любишь!" Настя: "Иди, люблю! Сказку расскажу!" Аська: "Нет!" - и плачет, но уже спокойнее. Настя: "Ну, пожалуйста, ну я прошу тебя!" - "Нет!"
- Ну Ася-а, ну иди!
- Не-ет!
Уже со слезами: "Ну Ася, Асенька-а!" Аська молчит и сопит обиженно. Настя рыдает: "Ася, ты меня не любишь, не хочешь дружить!" Теперь не выдерживает Аська, бежит к Насте, и некоторое время они рыдают в объятиях друг друга.
Неужели мне надо появиться в этот момент и начать Насте читать мораль: "Почему ты грубо сказала "Отстань"?" Они уже успокоились, и Настя сочиняет новую сказку - у нее это отлично получается, даже Саня краем уха слушает, хоть и не показывает виду.
Она любит быть в центре внимания, любит нравиться - а есть такие, кто не любит, когда их любят? Приходит как-то моя Настя и сообщает: "Мам, а ты знаешь, завтра день рождения Снежной королевы, давай отметим". Мое дело материнское - давай, хоть я и никогда не чувствовала какой-либо духовной связи с королевой... Оказалось, день рождения королевы выпал на четверг самый мой тяжелый день. Настя сделала конфеты из мороженого, я испекла печенье - пришло, однако, человек восемь поклонников Ее Величества (да и моих пятеро - стало тесновато и шумновато). Чай попили и включили принесенную музыку - это не для меня, честно говорю, я пошла на кухню. Зато Маня как рыба в воде: танцует лучше всех. Саня и не пытался, сразу сбежал ко мне на кухню - рассказывать про бегучий такелаж, а минут через 10 пришел Ваня, бледный весь: "Не могу больше!" На его беду, у него есть слух, и такая громкая музыка оказывает на него такое же влияние, как запах одеколона на собаку, - он просто физически страдает. Потом прибежала Аська, и, наконец, как бы на минутку, заглянула Настя: не могла же она при всех продемонстрировать свою "серость". Так мы и сидели на кухне, пока гости отплясывали, а потом наступило время вечерней сказки, и мы пошли ее смотреть, а гости пошли в детскую играть. Разошлись около девяти, как говорится, усталые, но довольные. Верно ли я делаю? Ведь я могла вообще не давать своего согласия на мероприятие по такому странному поводу, могла ведь "из воспитательных соображений" запретить этот грохот... А уж если разрешила, может быть, надо было изображать восторг. В конце концов детям жить в их мире. Мне часто говорят, что детей надо приспосабливать к тому, что их окружает, а мои мальчишки оказались не способны выдержать металл-рок и четверть часа. Этот вечный страх: "Им будет трудно!" Может, кому-то ближе другое решение, кто-то поступит иначе, но жить и думать, что я все делаю неправильно, - это выше моих сил.
Народный университетПедагогический факультет№ 4 1989Защитить от простуды и синяков, оградить от недобрых слов — работа одинаковая для всех мам на свете. Но главное, научить ребенка быть человеком, дать сыну и дочери силу и умение отличать плохое от хорошего, противостоять злому. Обо всем этом узнает читатель из новой книжки многодетной матери Ирины Стальковой.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.