Мать ветров: рассказы - [38]

Все направились пить тари в деревенскую лавку. И сегодня лавочник никак не мог отказать им, потому что с сегодняшнего дня Раму не был больше батраком, — он стал землевладельцем. Сегодня лавочник даже сам заставлял их пить.

Пхагвания извлек откуда-то дхолак,[36] ударил по нему и запел Кадпари — песню праздника холи.

Но Багвалии эта песня не понравилась. Он вырвал из рук Пхагвании дхолак и, постукивая ладонями по барабану, запел новую веселую песню…

Раму заткнул пальцами уши.

— Стойте, вы не так поете, — запротестовал он и затянул сначала. Друзья подхватили, и нестройная песня понеслась.

Было уже за полночь, когда приятели вышли из лавки. Опираясь на друзей, в середине шагал Раму. Его руки крепко прижимали к груди дарственную на землю. Выходя из лавки, они, заплетая ногами, весело смеялись, но как только очутились на улице, их глазам представилась удивительная картина. Стояла прохладная лунная ночь, воздух был напоен чарующим ароматом цветущего манго, вдали, за старым замком, несла свои воды Джамна, а еще дальше, за Джамной, тянулись поля деревни Самгруни. За ними раскинулся военный лагерь и виднелся железнодорожный мост, по которому сейчас с грохотом проходил поезд.

Едва Раму вышел из лавки, как в его ноздри, наполненные винными парами, ударил одуряющий аромат цветущего манго, подобно молнии в ночной темноте. Раму тихо и медленно что-то напевал.

На тихое пение Раму никто не обратил внимания. Багвалия, Пхагвания, Бхакхана, Рам Бхадисна и другие батраки с тоской провожали глазами проходивший через мост железнодорожный состав.

— С этим поездом уехал в Палакхвар Ачария-джи, — задумчиво проговорил Бхакхана.

В тот момент было очень тоскливо. Полный печали взор как бы говорил: разве было бы плохо, если бы и мне дали дарственную на землю. Тогда бы Бхакхана забыл свой постоянный голод, пропали бы все его мучения и страдания, исчезли бы все болезни.

— Да, — сказал Рам Бхаджна, — на долю Раму выпало огромное счастье.

— Теперь я один понемногу смогу работать на этой земле, — ответил Раму, — да и вы мне, наверное, поможете.

— Ну, пойдемте взглянем на его участок, — проговорил Багвалия.

— А что его сейчас смотреть? — бросил Бхаджна. — Это та земля, которая находится у старого особняка, — заброшенная и дикая.

— Нет, нет, — запротестовал Раму, — мы посмотрим ее сегодня обязательно. Ведь, наверное, эта земля сегодня будет казаться самой прекрасной в мире.

Бхаджна говорил правду. Участок был диким и заброшенным. Он зарос кустарником, везде бугры, груды развалин старого особняка, густые заросли кишели змеями, здесь нашли приют белки и зайцы. Раму и раньше видел эту землю. Когда он ходил работать на рисовые поля помещика к берегам Джамны, он тысячи раз смотрел на этy землю. Но сегодня эта тысячи раз виденная им земля казалась незнакомой женщиной, таинственной и красивой. Сегодня какая-то удивительная сила заставляла его взглянуть на эту землю. Лунный свет собственного сердца, сияющий своим матовым блеском и трепещущий вместе с сердцем, окутывал все пространство.

— Это моя, моя собственная земля, — проговорил Раму.

— Наша земля, — одновременно ответили Бхакхана, Пхагвания и Багвалия.

— Да, — согласился Раму, — наша. И мы все будем на ней работать.

— Но что из этого выйдет? — перебил его Рам Бхаджна. — Ты бы только посмотрел на эти бугры, заросли кустарника, глубокие ямы, камни, развалины старого дома.

— Все очистим и приведем участок в порядок, — уверенно сказал Раму.

— Два года назад, — вмешался в разговор Рам Бхаджна, — наш тхакур, чтобы привести в порядок этот участок, пригласил подрядчика, а тот запросил с него три тысячи рупий. Конечно, ткахур отказался, и земля остается такой же, какой и была раньше.

Пхагвания засмеялся.

— Это даже лучше. Если бы участок привели в порядок, разве тхакур отдал бы его теперь?

— Но даже если мы сумеем обработать этот участок, то что же мы вырастим? — возразил Бхаджна. — Ведь Джамна течет намного ниже, среди полей тхакура, а здесь рис никогда не уродится, да и что вырастет на этом высоком каменистом поле?

Раму разозлился:

— Для других мы можем работать, а для себя не можем? Если я в день очищу один дхур земли, то за двадцать дней смогу очистить целый катха,[37] а сколько всего в этом участке? От силы сорок два — сорок четыре катха.

— Да, больше не будет, — согласился Пхагвания, — но ты имей в виду: очень много места занимают развалины старого особняка. Каждый день ты не сможешь работать на своем участке. Нужно каждый день есть, а для этого необходим хлеб, — добавил Бхакхана, облизывая свои сухие губы.

— Но хлеб ты можешь взять у помещика, — продолжал Кальва, — днем будешь работать на полях тхакура, а по ночам, пока светит луна, работай на своем поле.

— Правильно говоришь, Кальва, — согласился Раму. — Сейчас магх, потом пхагун, чет, бойшакх, — принялся он считать на пальцах месяцы. — До сева остается еще три месяца, а за эти три месяца можно очистить по крайней мере десять катха…

Стоя в безмолвной тишине, он на миг увидел свою мечту. Луна медленно уходила за рощу деревьев, растущих среди развалин старого особняка. Словно испугавшись чего-то, Кальва тронул Раму за руку: