Мать Печора - [2]

Переменилось время, пришла новая жизнь, Маремьяна Романовна вступила в колхоз, почувствовала она себя человеком нужным и полезным людям, и захотелось всем этим поделиться с кем-то, кому-то рассказать о своей судьбе. Именно в это время Маремьяна Романовна встретилась с Николаем Леонтьевым.

Леонтьев в это время еще не был профессиональным писателем. Сын холмогорского крестьянина, он в свое время мечтал о литературном образовании, но обстоятельства сложились иначе. Леонтьев учится в лесном техникуме, а затем становится изыскателем: бродит по глухим речкам Севера, работает в Казахстане и Таджикистане, на Волге, начинает пробовать свои силы в журналистике. Вернувшись в 1936 году на Север, на Печору, сотрудничает здесь в газете Ненецкого округа "Няръяна Вындер".

За годы жизни на Печоре Леонтьев успел полюбить шумливую молодость этого края. На просторах тундры к этому времени возникли и окрепли оленеводческие колхозы с оседлыми базами, открылись школы-интернаты. На глазах молодого журналиста этот далекий, забытый богом, как раньше говорили, край преображался, социалистическая новь входила в его жизнь в острой борьбе с отсталым бытом, с пережитками прошлого.

И еще одна область жизни привлекала Леонтьева: горьковские слова о том, что начало искусства слова - в фольклоре, направили его на изучение устного творчества народа. Леонтьев записывает у печорских крестьян десятки былин и сказок, сотни старинных песен, тысячи пословиц и поговорок. Впоследствии часть из них вошла в составленные им сборники, но большое количество фольклорных записей, подготовленных им к изданию, еще ждут своего часа.

Среди интересовавших Николая Павловича фольклорных жанров особое место занимали плачи. Случай свел его с сорокачетырехлетней Маремьяной Голубковой, которая могла легко и свободно импровизировать свадебные, рекрутские, похоронные причитания применительно к любым, заранее обусловленным обстоятельствам. Одно из причитаний, по признанию Леонтьева, особенно потрясло его своей художественной силой, и это в какой-то степени сыграло решающую роль во всей дальнейшей судьбе Маремьяны Голубковой.

Это причитание как художественный "сказ" Леонтьев опубликовал в областной газете под названием "Я не жизнь жила - горе мыкала". Лексический состав сказа и его интонации близки не только причитаниям, но и народным лирическим песням о горькой судьбе женщины-крестьянки. Эта близость к песенной стихии народного творчества еще ярче обнаружила себя в дальнейшем творчестве Голубковой, что выгодно выделило его на фоне бесчисленных сказов многих других сказителей, отталкивавшихся в своем творчестве от более архаичного языка былин и от былинных образов.

Так начиналось творческое содружество Голубковой и Леонтьева - с записи сказов. В некоторых из них отразилась общая слабость сказового творчества - стилизация, переделки старых песен и сказаний на новый лад. Некоторые же, где элемент импровизации был сильнее и ярче проявлен, вели сказительницу и ее "поводыря" к новым творческим поискам. На первых порах Леонтьев сумел пробудить в Голубковой дремавшие подспудно возможности человека-художника, помог ей воплотить думы и замыслы в доступной форме простых и в то же время поэтических образов. Но по-настоящему талант печорской сказительницы развернулся в повестях, созданных совместно уже с Леонтьевым-писателем.

Годы жизни на Печоре дали очень многое Николаю Леонтьеву. Во время поездок по деревням он познакомился с бытом, обычаями и нравами печорян. Многое встречалось ему впервые и поэтому живо и остро действовало на воображение. Но, по собственному признанию Леонтьева, его особенно поразило сделанное им открытие, что в обычной живой речи людей заключены все элементы искусства. Журналистские блокноты были полны записями не только фольклора, но и устных рассказов крестьян, рыбаков, охотников, капитанов пароходов, шкиперов барж, бакенщиков, учителей, геологов, строителей о их жизни.

Приехав в Москву (а Леонтьев тогда жил под Москвой, в Кратове), он обратился во Всесоюзный дом народного творчества с предложением пригласить одного из знакомых ему печорян в столицу, чтобы на материале из жизни этого человека написать цикл рассказов, а, может быть, повесть. Предложение Леонтьева было принято, и из трех кандидаток - колхозниц из Нижнепечорья, каждая из которых была одарена поэтически и имела за плечами нелегкую жизнь, - выбор пал на Голубкову.

Осенью 1940 года Маремьяна Романовна приехала в Москву, поселилась в поселке, и через три месяца повесть "Два века в полвека" была написана (глава о событиях войны появилась позднее, в 1944 году).

Именно в работе над сказовой прозой сложились черты творческого содружества Голубковой и Леонтьева. В основу повести-сказа легли события жизни Маремьяны Романовны, ее рассказы, дополненные наблюдениями и записями Леонтьева. Формирующая роль в организации всей этой груды материала, ее шлифовке принадлежала литератору Леонтьеву. Естественно, что в процессе работы над текстом писатель должен был входить, вживаться в роль устного рассказчика, сказителя, помогая в то же время Голубковой, владевшей исключительно устным, фольклорным словом, смотреть на их общую работу с точки зрения литератора, все время сознавать, что она участвует в создании литературного произведения, сама становится в известной степени писателем. Без этого обоюдного перевоплощения, когда сказитель и писатель, дополняя друг друга, составляли как бы единое творческое целое, трудно было бы ожидать той удачи, какой они добились в повести "Два века в полвека", а затем и в других частях трилогии.