Мать Мария (1891-1945). Духовная биография и творчество - [21]

). С конца января 1918 г. в Анапе установилось двоевластие: опиравшиеся на прибывших с фронта солдат большевики создали военно–революционный комитет, а демократические партии, в том числе и эсеры, имели большинство в городской думе и управе. В феврале 1918 г. Кузьмина–Караваева стала товарищем городского головы, возглавила отделы здравоохранения и образования, а после отставки городского головы в конце февраля была избрана (в возрасте 26 лет!) на это место (возглавила управу). Вскоре дума сложила с себя полномочия, а большевики организовали советы, где были в большинстве. В качестве городского головы Кузьмина–Караваева входила в прямую конфронтацию с большевиками и не однажды спасала городское имущество от разграбления, а людей от расправы. Впрочем, ей неоднократно удавалось договориться с большевиками и, благодаря своему сильному характеру, повлиять на их решения.

Вместе с тем, она и сама находилась в зависимости от революционных масс. Так, по постановлению митинга ей пришлось от имени управы вступить в заведование санаторием, принадлежавшим бывшему городскому голове и реквизированным у него в пользу города, что впоследствии послужило основанием для обвинения Кузьминой–Караваевой. Но главной ее виной в глазах окружного военного суда стало сотрудничество с большевиками: в апреле 1918 г. большевики ликвидировали управу, а ее членов сделали комиссарами, в результате, Кузьмина–Караваева без ее согласия была включена в большевистский Совет комиссаром по народному образованию и здравоохранению. В этой должности она фактически не работала. Она приняла участие в сопротивлении большевикам, которое организовали эсеры, летом 1918 и 1919 г. была делегатом восьмого (и, возможно, девятого) партийного съезда правых эсеров в Москве. Во время Гражданской войны Кузьмина–Караваева участвовала в подпольной работе, помогала добровольцам пробираться к белым (готовила фальшивые документы) и даже, если верить автобиографической повести"Равнина русская"и ряду других свидетельств[52], замышляла покушение на Л. Троцкого.

В августе 1918 г. Добровольческая армия отбила у большевиков Анапу. Начались новые аресты и казни. В своих воспоминаниях Е. Скобцова беспристрастно свидетельствует, что невинных людей казнили как большевики, так и белогвардейцы, а настоящим негодяям часто удавалось избежать наказания при той и другой власти. Измотанная подпольной работой, Кузьмина–Караваева вернулась домой в октябре 1918 г. Она надеялась, что будет здесь в безопасности, однако была арестована и предстала перед судом. Просидев три месяца в"каталажке", она была выпущена под залог, а суд над ней откладывался до 2 марта 1919 г. и состоялся в Екатеринодаре (т. е. в течение почти полу года она находилась под угрозой смертного приговора – "за комиссарство" – на основании приказа № 10 Правительства Кубани). В конечном счете, вероятно, не без влияния видного деятеля Кубанской Краевой Рады (а одно время ее председателя) Д. Е. Скобцова[53], будущего второго мужа Кузьминой–Караваевой, и благодаря умело построенной защите она была приговорена к минимальному наказанию – двум неделям ареста, а затем освобождена по амнистии. Предположительно в 1919 г. Кузьмина–Караваева вступила в брак с Д. Е. Скобцовым, от которого у нее было двое детей – сын Юрий (ср. имя героя ее повести"Юрали") и дочь Анастасия. В 1919 г. правые эсеры на Кубани стали отстаивать самостоятельность края, против добровольческой борьбы за"единую и неделимую"Россию. Эти взгляды были чужды Е. Скобцовой и ее мужу (брат Е. Скобцовой Д. Ю. Пиленко был белым офицером), именно тогда, вероятно, она отошла от партийной работы и посвятила себя семье.

Весной 1920 г., после поражения Белой армии на Кубани, Е. Скобцова вместе с матерью, шестилетней дочерью Гаяной и младенцем Юрием покинули родину. Через Грузию они попали в Константинополь, где воссоединились с Д. Е. Скобцовым, затем – в Югославию, где в 1922 г. родилась Настя, а в начале 1924 г. семья добралась до Парижа[54].

Прежде чем говорить об осмыслении Е. Скобцовой событий революции в произведениях первого эмигрантского периода, заметим, что в"Руфи"о революции практически не говорится, там – центр тяжести на другом. Единственное исключение – стихотворение"На праздник всех народов и племен"(97–98). Вот его краткий"пересказ". На праздник всех народов, когда Бог будет их судить, придет и"богоизбранный"русский народ, придет нищим странником, каким был, придет не искупленным, не святым. Народ этот жил тяжелым крестьянским трудом, трудился безропотно и безотказно, но"по полям его прошла зараза, / И все смешал нежданно темный гнев". Волею судьбы народ оказался орудием возмездия, он сорвал с"грешных плеч"порфиру и разрубил гербы старинных родов. Когда же он приблизится к подножию Судии, против него будут свидетельствовать все силы зла. Они скажут, что никто в России больше не хочет пахать, крестьяне голодают и нищенствуют, вместо справедливого суда, который народ должен был свершить по воле Божией, он крушит все без разбора, не пытаясь уберечь от огня и меча даже дом ближнего, нет в нем ни смирения, ни веры. Тогда выйдет из среды народа"ясноглазый старик"и скажет Богу:"Это все правда, оправдаться нам действительно нечем, раньше, когда Ты велел, мы растили хлеб, чтоб было чем прокормиться детям и женам, когда же Ты призвал народ осуществить суд, народ судил по Божиим законам, хотя и не знал как,"ведь каждый в мире слеп".