Мать извела меня, папа сожрал меня. Сказки на новый лад - [42]

— А можно мне маму-жирафу на Рождество? — спрашивает Рути под конец промежутка времени, который сама оценивает как пять минут. Она останавливается у нижней ступеньки лестницы к большому зеленому дому и ждет ответа. Ей нужен ответ, но еще она хочет потанцевать и делает быстрые маленькие шажки взад-вперед, взад-вперед, как снежинка из «Щелкунчика» в пуантах.

— По лестнице люди ходят, — говорит мама. — Ты на горшок не хочешь? Давай сходим поищем, где бы нам на горшок.

— Я просто танцую! — отвечает Рути. — Ты задеваешь мои чувства.

— Тебе надо на горшок, — говорит мама. — Сразу видно.

Но Рути знает, что мама не сосредоточена — смотрит на большую карту эльфийской ярмарки и находит что-то интересное, и Рути может удерживать внутри себя эту егозливую снежинку, сколько влезет. А значит, она выиграла, потому что когда она не ходит на горшок, самые обычные вещи — гулять или даже стоять на месте — будоражат сильнее.

— Тут написано, что есть кукольная комната. Здорово, да? Особая комната, где полно эльфийских кукол. — Мама вглядывается в карту, потом озирается, пытаясь сопоставить карту и местность. — Кажется, туда, — показывает она той рукой, которой не держит Рути.

Рути хочется поглядеть, куда показывает мама, но вместо этого она видит дядю. Тот стоит у края лужайки и смотрит на нее снизу вверх. Это не желудевый человек и на нем нет золотой короны, какая бывает у королей, или остроконечной шляпы волшебника. Она видела у лотерейной будки Деда Мороза, и это не он тоже. Не папа, не учитель и не сосед. Он не улыбается, как коричневый человек, который продает леденцы из фургона. Этот дядя длинный, худой, в плаще, завязанном под горлом, и плащ этот не черный и не синий, а промежуточного цвета, полуночного, и дядя сбрасывает с головы капюшон и смотрит на нее так, будто знает.

— Ты видишь, куда я показываю? — спрашивает Кейт и вдруг присаживается на корточки и вглядывается Рути в лицо. Иногда возникает такое вот запаздывание, она заметила, такой тревожный, рассеянный взгляд. Может, недосыпает — регулярный ранний отход ко сну, который так настоятельно рекомендует доктор Вайсблюс, все никак у них не получается. Простая вроде вещь, если о ней читать, но не на деле! Каждый вечер тикают часы — ужин, десерт, ванна, книги, последний неохотный «пись-пись», — и даже с учетом всех отвлечений, протечек и стычек Кейт кажется, что куда легче за то же время обезвредить бомбу. Поэтому Рути часто устает. А это вполне объясняет замедленную реакцию, упрямство, пугающие, унизительные истерики. Может, и палец она сосет из-за этого больше прежнего? А может, Кейт себя обманывает и на самом деле что-то всерьез не так.

Вечером покопается в интернете.

Кейт медленно встает и тянет Рути за руку. Они спускаются со склона — поискать кукольную комнату. У них сегодня особенный день — день их двоих. Обеим нравится эта связь, когда они держатся за руки, а мысли при этом ветвятся в разные стороны. Будто засыпают рядом, как это у них иногда бывает — вопреки советам доктора Вайссблюса, — и во сне соприкасаются, а сны ведут их по отдельности, но все же есть у них связь. Им обеим нравится не знать, кто кого сейчас ведет, взрослый или ребенок.

Но Рути знает, что сейчас никто не ведет. Дядя в плаще — вот кто вожак, и он хочет, чтоб они спустились к подножью. Он так смотрит на нее — по-доброму, но будто может немножко рассердиться. Надо быстро. Скорей-скорей! Ни на что не отвлекаться. Такие правила. Они идут через лужайку, мимо столов, где рисуют на лицах, мимо жонглеров и пчел, танцующих за стеклом, и Рути понимает, что маме-то, в общем, туда и не надо совсем. Только ей.

Ей смутно кажется, что у дяди под плащом есть для нее подарок. Сюрприз — маленький, хрупкий, как музыкальная шкатулка, но если ее открыть, она, как кроличья нора, поведет вниз, и внутри там все, все, что она только пожелает: наклейки, драгоценности, книжки, куклы, туфли на каблуках, ручные зверки, ленты, кошельки, пуанты, грим. А подарок еще и в том, что не нужно ничего выбирать. Там столько особенных и красивых вещей, и она хочет их все — и все они станут ее, и не будет больше этого безумного чувства: когда они приходят в «Таргет», и ей «Голова Барби — Принцессы острова. Для причесок», нужна так сильно, что, кажется, ее сейчас стошнит. Вот какой у дяди сюрприз. У дяди для нее подарок, и когда она его откроет — станет добрейшим и самым везучим человеком на свете. И самым красивым. Не понарошку, а по правде. Не шутка. Дядя — друг ее родителей, он принес ей подарок, так иногда делают друзья ее родителей из Нью-Йорка или Канады. Пусть дядя будет такой, она хочет, чтоб он стал похож на знакомого. Она спрашивает:

— Мама, а мы знаем вон того дядю или нет?

Мама отвечает:

— Вон того, с гитарой за спиной?

Да нет же, она все испортила. Нет у него никакой гитары.

Рути не видит, о ком говорит мама и почему вдруг у нее голос такой тихий.

— Ух ты, — шепчет мама. — Это же Джон К. Райлли. Забавно. У него дети, наверное, сюда ходят. — Потом она вздыхает и говорит: — Наверняка. — Смотрит на Рути странно. — Знаешь, кто такой Джон К. Райлли?