Мать генерала - [29]

— Выходи, да поживей!

Вконец перепуганная Эстер покорно вылезла из балки.

— Чего ты там прячешься? — уставился на нее Фома. — И кто там еще схоронился?

— И вовсе я не прячусь, — робко ответила Эстер. — Вы вот кричать начали, я и залезла в камыши. А иду я по деревням — просить у добрых людей кусок хлеба…

— Ври, ври больше — ветер унесет! — гаркнул Гнилопятка.

Он был очень доволен, что придет в комендатуру не с пустыми руками. И ни за какие коврижки не полезет он в эту проклятую балку — мало ли кто там еще прячется: могут еще уложить за милую душу; добыча есть — и ладно.

— Ну, пошевеливайся, — стал он подгонять Эстер, — шагай, партизанка. Ишь, героиня какая выискалась! Говорю, пошевеливайся! — командовал он, измываясь над беспомощной старухой.

После допроса, который учинили Эстер, перемежая его ударами плетью, петерковский комендант распорядился отправить ее обратно в Миядлер, чтобы проверить ее показания. Сопровождавший Эстер офицер-эсэсовец, приехав в Миядлер, засигналил у бухмиллеровского дома.

Виля выскочил на крыльцо и кинулся к машине.

— Эта judenfrau[15] ваша? — спросил эсэсовец, указав на Эстер.

— Отсюда. Я должен был отправить ее с очередной партией в комендатуру, но она накануне отправки как сквозь землю провалилась.

— Полицай нашел ее в Камышовой балке… Так-то ты следишь за своими евреями? — сердито выговаривал Бухмиллеру офицер.

— Так разве один пастух может уберечь целое стадо, — оправдывался Виля. — Ну, а с этими людьми и подавно не обойтись одной парой глаз.

— Тем более ты должен был понять, что их надо держать за колючей проволокой. А ты что? Оставил их разгуливать на свободе? Хорош староста! — не унимался эсэсовец. — Кто эта женщина? Почему она ушла? Куда хотела пробраться?

Виля растерялся, не зная, что ответить. Сначала он хотел сказать всю правду. Мол, вместе со старухой бежала и молодая женщина, но, испугавшись, что и без того разгневанный эсэсовец придет в ярость, смолчал.

— Ну, так почему бежала эта женщина, черт побери?! — кричал эсэсовец. — Ты должен знать каждого из своих подчиненных, должен знать, что он думает, чем дышит. Комендатура подозревает, что эта старуха пробиралась к партизанам. Что ты скажешь на это?

И хотя Бухмиллер не допускал и мысли о том, что Эстер думала о чем-либо другом, кроме спасения своей жизни, перечить эсэсовцу он не осмелился.

— С кем связана эта женщина? Кто у нее бывал? — продолжал допытываться эсэсовец.

— У нее здесь нет родных и близких, — уклончиво ответил Бухмиллер, боясь, как и прежде, упомянуть о Марьяше.

— А где ее семья? — недоверчиво спросил офицер.

— Муж ее умер еще до войны, а сыновья воюют: один из них большой военачальник — генерал.

— Генерал? — заинтересовался эсэсовец. — Ты это хорошо знаешь?

— А как же! Он тут был перед самым началом войны, я сам видел ромб на его петлицах. А это означает, как мне говорили, что он комбриг, — подобострастно распинался Бухмиллер.

— Почему ты это скрыла? — резко спросил у Эстер эсэсовец. — Мать генерала, а по виду словно нищенка — кто бы мог подумать! Она может нам пригодиться…

Эсэсовец перебросился с Бухмиллером несколькими словами, потом приказал сесть в машину, и по его знаку шофер повернул обратно к петсрковской комендатуре.

Удрученная тем, что она ничем не может помочь Эстер, Марьяша кое-как добралась до соседнего хутора и там несколько дней пряталась на чердаке у знакомых. Когда к этим людям, как видно что-то пронюхав, стали под разными предлогами наведываться полицаи, хозяева переправили Марьяшу на другой хутор, молодая хозяйка которого училась когда-то вместе с ней. И теперь берегла Марьяшу как зеницу ока. У нее Марьяша и перезимовала. На этом хуторе немцы появлялись очень редко, но за его пределы она боялась, что называется, и нос высунуть.

Как-то вечером, когда они с хозяйкой, поужинав, вели неторопливую беседу, в дверь постучали.

— Кто там? — спросила хозяйка, подойдя к двери.

— Пустите переночевать, — послышался глухой, хрипловатый голос.

Хотя этот голос показался Марьяше знакомым, осторожность заставила ее спрятаться в подполе.

Хозяйка открыла дверь. На пороге, сутулясь, стоял обросший темно-русой бородкой высокий человек в грязном, рваном пиджаке и стоптанных кирзовых сапогах.

— Откуда вы? — спросила хозяйка.

— Издалека, — неопределенно ответил вошедший.

Хозяйка усадила его за стол и дала поесть. Человек перекрестился и, принявшись за еду, стал расспрашивать, давно ли тут были немцы, а потом исподволь завел разговор о двух женщинах, которых он ищет. Он подробно описал их, допытываясь у хозяйки, не встречались ли ей такие и не знает ли она, где их искать.

По описанию хозяйка догадалась, что одна из них — Марьяша, по промолчала: мало ли народу ходит теперь по свету, нельзя же доверяться первому встречному!

— На обратном пути зайдите, может быть, я что-нибудь и разузнаю, — неопределенно пообещала она.

Попрощавшись с прохожим и заперев за ним дверь, она спустилась в подпол и рассказала обо всем Марьяше.

— Да это, наверное, наш Шимен ищет свою мать и меня! — воскликнула Марьяша.

Через день Шимен снова пришел на хутор. Дверь ему открыла Марьяша.