Мать генерала - [26]

Быстрым шагом прошел Шимен по пустым и темным улицам Миядлера. Чей-то пес, издалека встретивший его жалобным лаем, замолк, и снова водворилась гнетущая, навевающая страх тишина. Она настигла Шимена у самого дома. На пороге дремал старый Шарик, положив голову на косматые лапы. Услышав шаги, он вскочил, отряхнулся и подбежал к Шимену. Обнюхав его ноги, пес обхватил его передними лапами, радостно залаял, завилял облезлым хвостом и стал прыгать, норовя лизнуть хозяина прямо в лицо. Напрасно пытался Шимен отделаться от собаки и постучать в дверь. Он снял было лапы верного пса со своих плеч, но тот снова стал прыгать и лаять, повизгивая, как будто пытался что-то сказать своему хозяину. Наконец Шимену удалось одной рукой обхватить и прижать к себе собаку, а второй энергично забарабанить в дверь и окно. Но так никто и не отозвался на его отчаянный стук.

Бухмиллер получил распоряжение комендатуры отправить в Гончериху новую партию миядлерцев. Зная, что из тех, кто был отправлен раньше, никто назад не возвратился, он постарался отобрать самых измученных, самых истощенных людей, с тем чтобы здоровых и трудоспособных сохранить для своего личного хозяйства. В список отправляемых он включил и номер 27 — Эстер Ходош.

— Поеду с вами, если не удастся вас отстоять, — сказала ей Марьяша. — Мы поедем вместе, или вы останетесь здесь, со мной.

— Кто знает, родная, куда нас увезут? — глубоко вздохнув, ответила Эстер.

Они всё надеялись на то, что Охримчук и Свидлер вывезут их отсюда, но от тех не было никаких вестей. Марьяша понимала, что не так-то просто подготовить людям убежище, а без такого убежища вывозить людей бессмысленно. Здесь же, думала она, Бухмиллер дает им возможность продержаться, чтобы обеспечить себя батраками.

Вот и сейчас, как ей ни противно было обращаться к Бухмиллеру, она быстренько оделась и побежала к нему ходатайствовать за Эстер.

Увидев Марьяшу во дворе своего дома, обрадованный Виля выбежал ей навстречу.

— Заходи, заходи, пожалуйста, — сказал он, вводя ее в комнату.

Он даже хотел предложить ей стул, но воздержался: как его ни тянуло к этой женщине, красота которой не поблекла даже от перенесенных за последние недели лишений, как ни был силен в душе Вили отзвук его юношеской любви, — Виля не хотел показать, что Марьяша ему и теперь нравится и что бледность и худоба сделали ее еще краше и желанней. Наоборот, ему хотелось дать ей почувствовать свою власть над ней, показать, что она всецело зависит от него. Ведь Марьяша держалась с ним последнее время еще более отчужденно и пренебрежительно, чем когда бы то ни было раньше, и это доводило его до бешенства.

— Чем я могу тебе помочь? — спросил он сухо и неприветливо.

— Я пришла по поводу отправки Эстер Ходош, — спокойно ответила Марьяша.

— Какая там еще Эстер? — бросил в ответ Виля. — Номер 27, что ли?

— Чего ты дурака валяешь, будто не знаешь, кто такая Эстер Ходош? — вспыхнула Марьяша.

— Я уже забыл еврейские имена, — нагло отозвался Виля.

— А для меня она не номер такой-то, а Эстер, и о ней я хотела с тобой поговорить. Ты как будто па днях отправляешь ее в Гончериху вместе с другими?

— Jawohl, да! — кивнул Виля.

— Тогда и я поеду с ней, одну я не отпущу ее.

— Warum so?[12] — спросил Виля. — Эта старуха никакой пользы мне принести не может.

— А, вот как! Ты и из меня хочешь сначала выжать вce соки, а потом уже отправить куда прикажут? Так уж лучше сразу же, теперь, вместе с Эстер! — возмущенно крикнула Марьяша.

— Никуда ты не поедешь, ты останешься тут, — вкрадчиво сказал возбужденный присутствием молодой женщины Виля и хотел было ее обнять, но Марьяша оттолкнула его.

— Ты же чистокровный ариец, а я еврейка, — насмешливо сказала она.

— Чего ты смеешься? Ты ведь знаешь, что я давно…

— Что? Что давно? — притворяясь непонимающей, спросила Марьяша.

— Ты хорошая, — льстиво начал Виля, — ты самая красивая из всех еврейских женщин. Краше я не встречал. Да ты вовсе и не похожа на еврейку… Зачем тебе эта старуха?.. Пусть она поедет куда надо, а ты оставайся тут… Даже если еще потребуют партию, я и тогда тебя отвоюю, в крайнем случае скажу, что ты умерла. Хорошо, Марьяша?

Марьяша отрицательно покачала головой.

— Не хочешь, значит? Спастись не хочешь? — спросил Виля, похотливо оглядывая ее с головы до ног.

— Что будет со всеми, то и со мной, — гордо вскинув голову, ответила Марьяша. — Я для себя ничего не прошу, я прошу только, чтобы ты оставил здесь Эстер.

— Nein! Это невозможно. Я не могу отдать здорового человека взамен старухи. Да и что ты так вцепилась в эту Эстер — ей так или иначе скоро подыхать.

— Прошу тебя, Виля, — заставила себя Марьяша поласковей заговорить с Бухмиллером, — оставь ее, пусть она хоть немного еще побудет со мной!

— Nein, — упрямо покачал головой тот, — nein, aus-geschlossen!..[13] Кто она тебе? Мать родная? Да, я помню, слыхал — ты чуть было не вышла замуж за ее сына Эзру. Так ведь с. тех пор немало воды утекло — ты вышла за другого, Эзра тоже обзавелся семьей… В чем же дело? Неужто ты до сих пор думаешь о нем?.. Так запомни — с войны он уже не вернется, да и муж твой тоже.