Мать четырех ветров - [10]

На поверхность я выбралась уже за пределами университета. Отряхнула подол платья, поправила волосы и чинно отправилась на условленную встречу, подходя к воротам с внешней стороны. На привратном пятачке клубилась тьма, да такая, что даже мое ночное зрение пасовало. Видимо, некто, не желающий быть замеченным, активировал заклинание невидимости. Я застыла, не желая идти в эту чернильную темноту.

— Донья Лутеция? — неуверенно вопросил приятный баритон.

Я утвердительно чихнула. В двух шагах от меня разгорался желтоватый огонек потайного фонаря.

— Я должен завязать вам глаза, — с опаской приблизился ко мне невысокий господин в широкополой шляпе. — И пообещайте, что вы не будете считать повороты или пытаться снять повязку.

Я пожала плечами. Неужели этот мужичок думает, что, если я захочу узнать, куда он меня ведет, обещание меня остановит?

— Вы боитесь?

— Кабальеро неверно расценивает мою нерешительность, — протянула я. — Мне неведом страх.

Пальцы посыльного дрожали, когда он затягивал на моем затылке тугой узел повязки.

— Вы позволите взять вас под руку? — уточнила я, сделав пробный шаг и чудом не растянувшись на мостовой.

Он крепко обхватил мой локоть:

— Пройдемте, донья.

Шли мы минут десять. Поворотов я не считала, только слушала всякий вздор, который шептал мой приятель ветер. Потомболтун резко исчез, из чего я заключила, что меня проводят вратами одного из городских храмов. Я давно замечала, что близость Источника поглощает стихию без остатка. Скрежет ключа в замке, скрип двери. Под ногами уже не брусчатка мостовой, а деревянный настил. Затем каблуки туфелек увязли в мягком ворсе ковра, и провожатый выпустил мою руку. В абсолютной тишине мне слышалось дыхание нескольких человек и громкий стук моего сердца.

— Развяжите ей глаза, — скомандовал чуть гнусавый мужской голос.

Я тряхнула головой и зажмурилась от яркого света. Мужчина был в маске, одной из тех, длинноносых, в которые состоятельные горожане любят насыпать благовония либо защитные порошки, призванные помешать заразе, передающейся по воздуху, добраться до них.

— Можешь быть свободен, Джузеппе. — Легкий кивок в сторону проводника. — Я позову тебя, когда ты будешь нужен.

Мы остались в комнате вдвоем — я и незнакомец в маске, но я готова была поклясться, что за шелковой ширмой скрывается, по меньшей мере, еще один человек. Его тяжелое прерывистое дыхание не могло мне померещиться.

Я слегка прищурилась, пытаясь рассмотреть нити силы. Ничего! Я нащупала брошь. Обычно прикосновение к ветреной руне позволяло сосредоточиться. Снова неудача.

— Донья Лутеция хочет призвать ветер? — Глаза в прорезях маски, цвет которых я не могла угадать, были серьезны. — Пустое… Эти покои надежно защищены от стихий.

Сама донья в этот момент напряженно раздумывала, какого лешего она вообще ввязалась в авантюру, предложенную Бланкой. И еще у доньи поджилки тряслись от подступающего ужаса, но этот самый ужас она никому не собиралась демонстрировать. Завитушки на резных дубовых шпалерах могли с легкостью скрывать не одну дюжину смотровых глазков.

— Как говорят у меня на родине, попытка не пытка, — доверчиво сообщила я незнакомцу и, чинно расправив складки форменного платья, опустилась на предложенный стул. — А также на моей далекой родине матушки учат своих дочерей не разговаривать с незнакомцами.

Села я неудачно — на мантилью, тонкая ткань натянулась, гребень вцепился в волосы. Надеюсь, набежавшие от боли слезы послужили достойным завершающим штрихом портрета скромной сиротки.

Собеседник громко сопел, разглядывая меня со вниманием.

— Кому я обязана невыразимой приятностью общения? — Прозрачный намек граничил с дерзостью.

Кем бы ни был этот сопун, его положение в обществе явно было выше моего. Но мандражировать сейчас не время. Насколько я изучила элорийские порядки, дерзость мне простить могут, трусость — никогда. Яркий свет казался уже не таким резким. Мне удалось заметить, что из-под маски собеседника ему на грудь сбегает длинная черная борода колечками, а пальцы рук обильно украшены перстнями. Среди плоских, граненых, выпуклых камней я заметила несколько амулетов. Значит, передо мной не стихийник, а адепт какого-то иного вида магии.

— Можете звать меня маркиз, — наконец гнусаво проговорил собеседник.

Он поднялся из-за стола и подошел к камину. Я оценила богатырское телосложение нового знакомого, как и отсутствие шпаги у него на поясе.

Раздался негромкий щелчок; раздавленный маркизом огненный шарик поджег дрова. Пламя высоко взметнулось, облизывая поленья, и сразу опало, становясь ровным и домашним. Я потянула носом воздух. Пахло хорошо — кедровой смолой и немножко сандалом. Видимо, среди заготовленного дровяного шалашика чья-то заботливая рука положила пару-тройку драгоценных щепок.

— Мне рекомендовали вас, донья, как очень разумную девушку.

Я кивнула, не отрывая взгляда от ширмы. Шелковая ткань трепетала. Казалось, еще чуточку, и из-за нее появится чей-то любопытный нос.

— А мне вас как человека, располагающего нужными мне сведениями, — поддержала я беседу.

— Причем рекомендовал человек, на чье мнение я привык полагаться.