Мастейн. Автобиография в стиле хэви-метал - [13]

Но чего-то не хватало. Я просто не знал, чего именно.

Я занялся рок-н-роллом из-за его образа жизни, не потому что я стремился к великой музыкальности. Я не сидел, ожидая, что ко мне придут люди и скажут: “Черт, Дейв, твое арпеджио так красиво!” Нет, все было совсем не так. Я был рок-н-ролл бунтарем. Моя гитара висела у меня за спиной, нож находился за поясом, а усмешка гуляла по моему лицу. Вот и все. Этого было достаточно.

Или мне так казалось.

Примерно в то же самое время я на короткое время возобновил связь с отцом. Был июнь 1978; мне было семнадцать лет, и по какой-то причине у меня появилось жгучее желание разыскать его. Мама и отец так долго находились в разводе, и он был такой призрачной фигурой в моей жизни, что мне просто требовалось самому увидеть, все ли рассказанное мне было правдой. Так холодны были воспоминания, что им трудно было верить, я больше не мог верить зловещим историям насилия, извергаемым моими сестрами или матерью.

Чтобы найти его не потребовалось много времени, и когда я позвонил ему и предложил встретиться, он казался искренне воодушевленным.

“Я бы с радостью, да. Когда?”

“Как насчет следующей недели?”

Мы встретились у него на квартире, темному, скудно меблированному маленькому местечку с обшарпанными обоями и арендуемой мебелью. В тот праздновался День отца, но это практически не имело значения. Я не чувствовал себя его сыном, и я не могу сказать, чувствовал ли он себя моим отцом. На самом деле мы были просто двумя чужаками, пытающимися найти связь друг с другом. Какие бы эмоции я ни ожидал увидеть — гнев, радость, гордость, я был ошеломлен печалью его жалкой жизни. Мой отец не был похож на призрака из моих кошмаров; не похож он был и на успешного банкира, которым он был когда-то. Он всего лишь выглядел…старым. Какое-то время спустя я открыл холодильник в поисках чего-нибудь выпить, и был поражен его пустотой. В дверце находилась небольшая банка майонеза, с коркой на ободке. На средней полке лежала буханка хлеба, открытая и выпавшая из своего пакета. Несколько различных бутылок пива валялись в холодильнике.

Вот так все и было.

Я не знал, что сказать, поэтому просто захлопнул дверь и занял место за кухонным столом. Я точно и не помню, как долго длился визит. Я помню, как извинялся за то, что был ужасным сыном. После этого признания у него на глаза навернулись слезы, и он небрежно махнул рукой. Когда я ушел, мы обнялись и договорились приложить усилия, чтобы видеться чаще.

Этого не случилось. В следующий раз я увидел своего отца около недели спустя, он находился на больничной койке, на жизнеобеспечении. Его работа в то время едва ли была эффектной — обслуживание кассовых аппаратов в NCR. Очевидно, как я понимаю (хотя есть некие споры, касающиеся событий, приведших к его смерти), отец находился в баре, когда неожиданно соскользнул со стула и ударился головой. Я бы хотел думать, что в тот момент он работал над кассовым аппаратом, чтобы его смерть была хотя бы в незначительной степени благородной. Но вероятность этого мала. Это все равно, что парень, пойманный в публичном доме, говорит: “Э-э…я просто смотрел”. Мой отец был алкоголиком, и в баре с ним случилось кровоизлияние в мозг. Трудно представить, что он был трезв, когда это произошло. Трагедия состоит в том, что его можно было спасти, но к тому времени, как доктора нашли кого-то, кто мог дать им разрешение вскрыть его череп и сбросить давление, он уже впал в кому. Просто представьте. У вас есть бывшая жена и четверо детей, которые живут в том же районе, что и вы. Несколько братьев и сестер. Внуки. Но однажды, когда с вами случается ужасное происшествие, некому позвонить, никому до вас нет никакого дела. Когда я получил звонок от своей сестры Сьюзен, я встревожился не на шутку.

“Отец в больнице” — сказала она. “Тебе лучше приехать сюда прямо сейчас”.

“Что случилось?”

“Просто поторопись”.

Первое, что я сделал, первую сраную вещь, схватил пол-литровую бутылку виски Old-Grand-Dad. Я сунул ее в карман, затем выбежал на улицу, сел на мопед и поехал вниз по улице Голденуэст в сторону шоссе Пацифик Кост. Самое смешное, что я терпеть не мог виски; это даже была не моя бутылка, просто чье-то дерьмо, оставленное после вечеринки, вне всяких сомнений. Но я увидел ее и понял, что хочу причинить кому-нибудь боль, и осознал, что виски поможет сделать это.

Путешествие до больницы в Коста-Меса было тем, что я мог проделать во сне, даже притом, что я никогда не бывал там раньше. Я знал дороги целого региона, потому что я был как блоха, прыгающая с собаки на собаку по Оранж Каунти, Риверсайд Каунти, Лос-Анджелесу и Сан-Диего. Я мчался по шоссе, выпивая из бутылки, которую держал в одной руке, открывая дроссель другой. Когда я попал в больничную палату, мой отец находился в положении эмбриона, провода извивались по его телу к различным мониторам и системам жизнеобеспечения. Мои сестры уже были там, выстроившись у подножия кровати, как Три Мудрых Обезьянки. Никто не говорил ни слова, пока, наконец, Сьюзен не приблизилась ко мне, учуяв запах ликера в моем дыхании, увидела мои налитые кровью глаза и почти пустую бутылку Old-Grand-Dad, торчащую из кармана рубашки.