Мастейн. Автобиография иконы хеви-метала - [16]

Мы пожали друг другу руки и обещали оставаться на связи, и, сонный и накуренный, я поехал обратно домой в Хантингтон-Бич, не зная, услышу я когда-нибудь Ларса или нет. Но он позвонил через несколько дней и хотел узнать, смогу ли я встретиться с ним и остальными ребятами в Норуолке, где жил Рон Макговни.

– Зачем? Для прослушивания?

– Ага, типа того, – ответил Ларс.

Я сказал: «Конечно», опять же подумав, что терять нечего. Либо доиграть это дело до своего логического завершения – посмотрев, есть ли у этих парней вообще потенциал, – либо вернуться в Panic, что было явным тупиком.

Макговни вызывал у меня много вопросов. О нем я ничего не знал. Как и о Джеймсе, который, как выяснилось, жил с Роном. Они дружили еще со средней школы, а теперь делили двухэтажную квартиру, принадлежавшую предкам Рона. На самом деле, им принадлежало несколько строений в районе, и Рону разрешили пожить в одном из них и переделать гараж в студию. Роскошью это вряд ли назовешь – было ощущение, что весь район какой-то однотипно дешевый, – но по сравнению с тем, как жил я (продавал траву, чтобы себя прокормить), у Рона, похоже, в жизни все было «на мази». Как и у Ларса.

Люблю дразниться. Вот и здесь прикалываюсь за кулисами.

Фотография Уильяма Хейла

Рон меня ни разу не впечатлил. Я был упертым, весь из себя такой уличный пацан, и с подозрением (а может быть, даже завистью) относился ко всем, кому в жизни все давалось легче, чем мне. В то время Рон работал – во всяком случае, время от времени – фотографом рок-н-ролльных звезд, и особенно его привлекал хеви-метал. Он постоянно показывал фотки других групп, прежде всего, Mötley Crüe. Рон почему-то их дико котировал, и я полагаю, решил, что, если показать, как Винс Нил делает завивку волос или надевает одежду, это произведет на других огромное впечатление. Я этого не понимал и до сих пор не понимаю. Как и не понимал, почему Рон в тот первый день так вырядился – высокие кожаные сапоги до колен, стиль Остина Пауэрса, невероятно узкие эластичные джинсы; ремень, усеянный заклепками; и тщательно выглаженная футболка Motörhead.

Металлист-яппи[10]. Так себе видок.

Помню, в тот день я вел себя довольно тихо. Как будто был стрелком и воспринимал все это с соответствующей долей серьезности. Я ведь никогда прежде не был на прослушиваниях. Где бы я ни играл, это всегда была моя группа. Никогда не «проходил прослушивание». На хера? Я был лидером, а не последователем. И не собирался ни у кого идти на поводу, быть на вторых ролях – от этих мыслей всегда портилось настроение. Согласившись приехать в Норуолк и пройти «оценку» и интервью, я наступил на горло своему самолюбию и принципам. Да, вот так я на все это смотрел. А что тут скажешь? Да, я был высокомерен. И зол. Но пришлось наступить на горло своей гордыне. Надоело толкать наркоту и бренчать в бесперспективной группе. Возможно, в этот раз оно того действительно стоило.

Почти с того самого момента, как я вошел в дом Рона, царила какая-то странная атмосфера. Помимо Ларса, Рона и Джеймса, было еще несколько человек, в том числе девушка Рона и парень по имени Дэйв Маррс, друг Рона, который позже недолгое время работал роуди в Metallica. Не знаю, чего они от меня ожидали. Ларсу я довольно честно сказал, как проводил день. Сказал, что играю музыку и в дополнение к этому продаю траву – на самом же деле, разумеется, я продавал траву, а в дополнение к этому играл музыку. Но ему, похоже, было плевать. Как и всем остальным.

Когда я выгружал аппаратуру из машины и нес его в гараж, Ларс представил меня остальным ребятам. Пока я устанавливал свое дерьмо, все пошли в другую комнату, и я подумал, что это как-то странно. Мне казалось, им плевать, что мы делаем. И до меня дошло, что я единственный, кто бьется за место в составе.

Я подключил усилитель и спокойно приступил к разминке. Потом еще немного разогрелся. Все играл и играл, быстрее и громче, и все думал, что в конечном итоге кто-нибудь из них сподобится войти и начать со мной джемовать, либо в крайнем случае они придут и послушают, зададут пару вопросов. Но никто так и не пришел. Они просто оставили меня наедине с инструментом. Наконец, спустя, наверное, полчаса, я положил гитару и открыл дверь в дом. Парни сидели, пили и курили траву, залипали в телик. Кстати, я заметил, что Джеймс с Ларсом пили мятный шнапс, что выглядело чуть ли не комично. Среди моего окружения никто не пил шнапс – он считался напитком для старых бабок.

– Эй, парни – мы сегодня лабать будем или как? – спросил я.

Ларс как бы улыбнулся и махнул рукой.

– Не, чувак… ты в деле!

Чего?

Я оглянулся. Неужели все было так легко? Не знал, как реагировать на его слова – это оскорбление или комплимент? Я чувствовал некое облегчение и смятение. Им настолько плевать? Они охренели от того, как я разогреваюсь, и решили взять меня в группу? (Я знал, что крут, но не знал, что настолько.) Спустя годы я рассуждал об этом, и, может быть, они не хотели устраивать настоящее прослушивание – чтобы все мы играли вместе, – ведь я бы сразу оценил уровень их мастерства и музыкальные способности. Сейчас-то уже смешно вспоминать, учитывая подчас язвительную природу наших многолетних отношений и тот факт, что меня всегда считали парнем, которому повезло оказаться в нужное время в нужном месте и временно заполнить дыру в составе Metallica.