Мастерская пряток - [6]

Мария Петровна аккуратно засунула записочки, дополнив их сведениями. И вновь принялась за куклу. Все хорошо — глаза у Жужу закрываются. Мария Петровна встряхнула куклу. Жужу захлопала ресницами и широко распахнула глаза. Игла с толстой ниткой замелькала в руках. Стежок… Стежок… Стежок… Кукла попискивала, когда ее переворачивали с боку на бок. Мария Петровна быстро одевала Жужу. Теперь у Жужу глаза веселые. Вот и платье в сборках, и чепчик на голове. Хорошо-то как! И по волосам погладила Мария Петровна на прощание, как Леля. «Поблагодарила за терпение, — подумала Жужу. — Славная она все же». Леле кукла решила ничего не говорить. Первый раз испугалась, легко сказать — голову отделили от туловища… Но потом пообвыкла. Эти взрослые так странно играют в куклы.

Наконец Жужу усадили на подушку. Кукла раскрыла глаза и приготовилась ждать рассвет.

Мария Петровна отправилась спать. Пробиралась осторожно, чтобы не разбудить девочек.

ПРИШЕЛ ПАРОХОД ПО ВОЛГЕ

Над Волгой летали чайки. Белоснежные. С черным клювом, красными перепончатыми лапками и с глазами-бусинками. Они взмывали с громким криком ввысь, разрезая небо, и пропадали вдали, поглощенные голубизной. По небу лениво проползали розовые облака, подкрашенные солнцем. Облака блуждали по небу, то сгрудивались, нависая над рекой, то исчезали в легкой дымке.

Волга казалась бескрайней, на линии горизонта сливаясь с небом, с редкими белыми барашками на волнах, которые отчетливо выделялись на глади воды. С легким шумом накатывались волны на пристань, ударялись о волнорезы и рассыпались миллионами брызг. И тогда в них вспыхивала многоцветной дугой радуга.

Волны приносили и чаек, которые прилепились к гребню и оглашали пристань ленивым криком. Чайки болтались на волнах и, вдруг испуганно хлопнув крыльями, резко взмывали в небо.

На пристани многолюдно. Началась навигация, и первые пароходы величаво раскачивались на воде, прикрученные крепкими толстыми канатами.

На пристани играла музыка. Горели на солнце начищенные трубы да медные пуговицы у музыкантов. Оркестр был военный. Дирижер с перетянутой талией взмахивал палочкой и напевал. Прогуливались дамы в модных туалетах, заученно улыбались знакомым, кивали большими шляпами с перьями и лентами. Дети в матросках гоняли обруч. Слышались окрики на французском языке. Это гувернантки внушали правила хорошего тона детям.

Неожиданно подул северный ветер, холодный, резкий. И пристань начала пустеть.

— Вот и славно, что я вас, мои девочки, потеплее одела. — Мария Петровна подняла воротничок бархатного пальто у Кати и коротко бросила Леле: — Застегни пуговицы. Не ровен час, продует.

На пристани Голубевы оказались совершенно неожиданно. Утром сидели в столовой и пили чай. День был воскресный, и папа на службу в земскую управу не пошел. Он появился к чаю в халате, с закутанной шеей. В последнее время папа прихварывал. Папа поцеловал детей и сел на свое место у самовара. От еды отказался и попросил маму налить чаю покрепче. Обхватил тонкими пальцами стакан и молча принялся просматривать газеты. Газеты подала Марфуша на маленьком подносике.

Леля завидовала папе — славно-то как! Сказал, не хочу есть, и не ест. Никто к нему не пристает, никто не заставляет пить рыбий жир и есть манную кашу с сырым яйцом.

Мама разливала чай, раскладывала пирожки по тарелкам и благодарила Марфушу.

Марфуша выбегала из столовой на кухню и приносила все новые и новые яства. По обыкновению, она раскраснелась, волосы выбились из-под платка и закрывали лоб. В редкие минуты передышки Марфуша прятала руки под фартук и обижалась, что барышни плохо едят.

Самовар фырчал, и робкие искры падали на скатерть. Пахло угольками. Под льняной салфеткой на подносе чайник для заварки, временами мама водружала его на конфорку. Самовар был тульский, ведерный, с помятыми боками.

Леля никогда не могла понять, зачем им такой большущий самовар. Только Марфуша им гордилась и все свободное время начищала своего красавца.

Катя капризничала, не хотела пить молоко и плакала. И тут же смеялась. На глазах не высохли слезы, а губы растягивались в улыбке. Странная какая! Леля удивлялась, но прощала ей как маленькой.

Мама сидела в лиловом платье, в том самом, в котором Леля ее считала красавицей, и говорила, что в городе появился цирк. И Катя запрыгала от радости. Мама усмехнулась ласково и сказала, что обязательно отправится в цирк с девочками при первой возможности.

Леля и сама видала, как по городу проводили слона, покрытого попоной. Большие кисти били по ногам-тумбам. На слоне восседал клоун, лицо его было выкрашено белой краской, и громко зазывал всех на представление. За слоном бежали ребятишки, кричали и прыгали.

По твердому убеждению Лели именно сегодня и представлялась такая возможность. И Леля вопросительно посмотрела на маму.

Папа сразу разгадал ее вопросительный взгляд и сказал маме:

— Маша, сегодня будет такой погожий день, судя по всему, что не грех вывести девочек в цирк. Славно-то как! Да, да… Денек явно разгуляется. Пожалуй, и я с вами пройдусь. А ужо вечерком поработаю… — Папа повеселел, но все же спросил маму не без осторожности. — Гостей мы сегодня не ждем? — И, получив отрицательный ответ, успокоился. — Вот и хорошо. Я так люблю, когда мы одни дома. И на душе весело, и работается легко, и волнения отступают. Мне нужно большую статью отправить в Петербург.