Мастерская отца - [25]

Анатолий Сучков, погасив огонь, на улицу вышел — герой дня! Теперь-то точно жена сто пятьдесят граммов без стахановской нормы выставит — соседа спас от огня и разорения, это не каждый день случается… И вдруг пугливая такая мыслишка у него мелькнула: «А ведь щуренок его — того, и меня может спалить, если отца родного не пожалел… Послал бог соседей…» И тут же шепнул жене, слушавшей вместе с бабами стенания Картошкина:

— Ты вот что, Нюра, сходи-ка до телефона. Звякни участковому: так, мол, и так, Иван Димитрич! Разберитесь, прореагируйте! Из-за ихней распри и мы имущества лишимся. Постройки рядом, пойдет пластать — никакой госстрах не остановит… — И громко вслед супружнице: — Да не забудь «скорой помощи» сказать: ожог, мол, у Валентина Иваныча тяжелой степени… — И бабам всем: — До чего молодежь распустилась!? Отца искалечил, на имущество покушался! К чему придем, товарищи?

* * *

Юный Картошкин летел со злости прямо в центр Каменки.

Эх, жизнь, жизнь! Родитель пропился весь. В один вытрезвитель двести рублей должен… Участковый сказал, если не остановишься с питьем, на принудительное лечение в элтэпэ отправим… Из-за его пьянки совсем обнищали — картошку в погребе всю доели, где семена брать? Да и зачем они нужны, если у них теперь такая жизнь пошла!?

Уже в центре, когда дома пошли каменные, двухэтажные, Володька повернул к товарищу — Боре Щукину. В классе Боря — бо-ольшой оригинал. Ходит все время нечесаный, в мятой одежде, и это не от скудности жизни. Поворот в уме. Родителей считает мещанами и жить желает просто, как народ, как Володька Картошкин. Хотя, казалось, чего не жить? Мать в бухгалтерии сидит, на микроэвм цифры считает, отец — в рентгенкабинете. От родителей и на Борю почет распространяется, даже в милиции. Прошлым летом Володька, Витя Фролов и Боря баловались на главной райцентровской площади, дурили и случайно выдавили в газетном киоске стекло. Тут их постовой и забрал в отделение. На Володьку и Витю учет завели, а Щукина отпустили, вроде как сын приличных родителей и они его своими силами перевоспитают, чтоб не давил больше стекол…

Щукинская квартира на втором этаже. Дверь обтянута темно-синим дерматином и в несколько рядов пробита мелкими декоративными гвоздиками. На двери сверкающая бронзовая табличка «Доктор-рентгенолог В. А. Щукин».

Володька утопил белую пластмассовую пуговку в черной чашечке, услышав, как в квартире чирикнул звонок-кукушка. За дверью гудело-шумело, потом стихло. «Пылесос», — догадался он.

В оптическом глазке на миг померк свет, и Володька, поняв, что за ним наблюдают, тут же прикрыл глазок большим пальцем.

Загремела цепочка, засов, защелкали задвижки, поршневые замки одно- и двухцилиндровые с секретами и суперсекретами, и наконец на пороге объявился Боря Щукин собственной персоной.

— О-о-о! Вольдемарчик!

«Нарисовался! — почему-то с неприязнью подумал Володька. — Рот до ушей, хоть завязочки пришей!» — Но ответил товарищу ласково:

— Привет, Боб! Трудишься, один?

— А-ах! Вольдемар! — простонал Боря, пропуская Володьку в прихожую, изобразив на лице непридуманное горе.

— Моль истребляешь? — догадался Володька. У Щукиных с наступлением весны в коврах, которые пушились на всех свободных стенках, в паласах, ковровых дорожках выводилась в неимоверном количестве моль, и теперь вот Боря и вылавливал ее пылесосом.

Квартира у Щукиных вполне приличная — три комнаты с кухней и лоджия. Мебель сияет полировкой, в серванте хрустали мерцают, в книжном шкафу собрания сочинений разных писателей золотыми корешками поблескивают…

— Теперь вот я поработал и стану алгебру читать, — говорит Щукин. — Мне в политехнический поступать и никак не ниже. Я — надежда семьи.

— Зачем тебе политехнический? — спрашивает Володька, принюхиваясь к запахам в квартире Щукиных (мясом жареным пахло!) — Поступай в сантехники… Очень заметная фигура в современной жизни… Вон, Павел Петрович, осенью поехал в отпуск и закрыл всего лишь один кран в клубе… Так вся культурная жизнь в Каменке остановилась. — И совсем без перехода сказал: — Выручай, Борис…

Боря сразу затосковал. Подозрение у него такое, что Володька станет денег просить. У Щукиных особая педагогическая доктрина: деньги детей портят, развивают неправильные потребности. Володьке, слава богу, если теория эта права, ничто не грозит — когда еще Валентин Иваныч за свой вытрезвитель расплатится? Да и зачем Боре Щукину деньги? У него и так все есть, что Володьке следует покупать. Даже спирт свой — доктор Щукин его из рентгенкабинета тащит. Выдают, говорят, им там ректификат, чтобы снимки быстрее сушить. И зачем, спрашивается, государство в ущерб себе идет? Сушил бы, как прежде, доктор свои пленки над плиткой, все равно весь спирт к нему в квартиру уходит!?

Папиросы Боре тоже не нужны магазинные, он их у отца ворует. Откроет пачку, несколько штук вытянет, а потом пачку заклеит, словно так и было! Родитель его только возмущается: опять на фабрике не доложили! Куда только отэка смотрит?

— Меня, Боб, Картошкин из дому выгнал, по своей пьяной бессердечности, — говорит Володька. — Налей мне кофейку, залить горе…