Мастерская отца - [2]
— В общем, я все обдумал, — нерешительно начал отец. — А вот в деталях…
И этого хватило, чтобы разметать устоявшуюся тишину, заполнить бурным потоком слов, упреков, слез пространство, освещенное красноватым, тусклым светом.
— Ты-ты-ты! Всегда — ты!
Сережа вдруг подумал, что это он уже слышал. Мать, казалось, была подготовлена к этому вступлению, может быть, даже прорепетировала кое-что в разговорах с подругой на завалинке. Ее речь потекла быстро, обгоняя мысль, выстраданную во время бесконечной работы на зернотоку и в тишине ночного дома, среди этих гнусно пахнущих саманных стен, когда сна ждала возвращения мужа из его мастерской (а может быть, и не из мастерской, кто его знает?), вздрагивая от каждого шороха за стеной: «Зачем этому глупому фантазеру семья, если у него на уме одна мастерская с кучей железа?»
— Живого железа, — мягко уточнил отец.
Это шутки для скверов и танцплощадок, а он — взрослый мужчина, отец семейства. В конце концов, если начистоту, хватит и одной жертвы: бросили город ради этой глуши и дикости… Ну хорошо, пусть даже так. Но ведь и сюда же люди едут жить, устраиваются каким-то образом. Что из того, что ему подвернулось настоящее дело? И что значит н а с т о я щ е е? На целине все настоящее. И только они прижились в деревне, сошлись с людьми, есть к кому обратиться в трудную минуту…
— Если это твой главный довод, — перебил отец, — то в мастерской…
Но мать не дала досказать:
— Так и знай: в мастерскую я не поеду и жить там не буду!
В комнате снова наступила тишина, словно и не было ничего, — никто не ругался, не обвинял другого в черствости и эгоизме.
С улицы донесся едва слышный рокот автомобильных моторов. На подходе была очередная колонна грузовиков, и Сережа пожалел, что в комнате горит лампа.
— Да пойми же ты, пойми! — с мягким напором проговорил отец, тоже прислушиваясь к машинам за окном. — Из Восточного совхоза идут… По голосу слышу. Позавчера в дороге одна стала, мы на летучке ездили, помогать… Не в мастерскую, а рядом, говорю тебе. На машинном дворе — дом, очень даже приличный. На две половины…
Сережа понял, что дело даже не в том, что на машинном дворе можно жить. Отцу хотелось сейчас любым способом оправдаться.
Кому-то снова нужно быть первым («На белом коне!» — въедливо пошутила мать), потому что деревня — это уже не целина. Здесь целинники потерялись среди колхозников, и целинного братства людей не получается, как, скажем, в палаточных городках. Новое следует начинать на новом месте. Да и что это за работа, прости господи? Жить в деревне, а на работу в мастерскую ходить за три километра…
— Так ты для себя выгоду хочешь найти? — с тихой злостью спросила мать. — А почему мы с ребенком должны страдать?
— Да какие же тут страдания? — воскликнул отец. — Ведь с течением времени все семьи целинников туда переедут…
Сережа с его отцом стояли на дороге, слушая оглушившую их разом тишину. Водитель бензовоза, кивнув на прощание: счастливо вам провести выходной! — нажал на педаль сцепления, и машина, обдав их облачком отработанного бензина, укатила прочь. Теперь они были одиноки под этим бледным шелковисто-голубым небом, с которого светило неяркое осеннее солнце. Но это одиночество представлялось Сереже уютным и даже совсем не страшным.
Вокруг была степь — голубовато-серая, жухлая, усыпающая на долгую целинную зиму. Неподалеку от дороги одиноко, но очень уверенно, не заботясь о грядущих переменах в природе, стрекотал кузнечик. Высоко в воздухе, распластав крылья, парил коршун…
Неожиданно легкий посвист, за ним — другой, третий — отвлекли Сережу. Его глаза, освоившись со степным миром, выхватили из невысокой коричневой травы рыжих зверьков, стоявших столбиком у красно-бурых кучек глины, за которыми скрывались входы в норы.
Впереди над дорогой, куда намеревались они шагать с отцом, неожиданно взметнулся густой черный рой. И коршун отозвался на движение птиц — дернулся на миг, взмахнув крыльями, и снова замер в своем полете-парении.
— Грачи, — сказал отец, задумчиво глядя вперед. — Готовятся.
Легкое, едва ощутимое движение ветра, как поцелуй матери, коснулось его лица и оживило какое-то неясное воспоминание о прошлой жизни. Сережа вздохнул, растревоженный этим неожиданным ощущением, и засмеялся. Отец подмигнул ему, закинул на спину рюкзак, и они пошли.
Каждый шаг крупных отцовских башмаков с тяжелой литой подошвой из каучука звучно и ясно отпечатывался на степной дороге, засыпанной гладкой речной галькой. Сережа шел рядом, и его взгляд был направлен не в далекую сиреневую мглу на горизонте, куда вела дорога, а несколько ближе, и он ясно видел то, что лежало, росло и двигалось. До белизны выгоревшие стебли растений у обочины, просыпанные хлебные зерна, которые не успели склевать птицы и унести в свои подземные кладовые сурки, суслики и мыши, сиреневую гальку, крупный кварцевый песок, обломки двустворчатых раковин, перебегающих дорогу жуков, черную мохнатую гусеницу…
В его сознании одна картина сменялась другой: тусклые, отшумевшие стебли костра, закостеневшие прутики гранатника, угрожающе скрюченный татарник, впрессованный в светло-коричневую степную землю речной грунт, который возили на дорогу целинники, чтобы сделать надежным путь к районному элеватору.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.
Новая книга издательского цикла сборников, включающих произведения начинающих.
Оренбуржец Владимир Шабанов и Сергей Поляков из Верхнего Уфалея — молодые южноуральские прозаики — рассказывают о жизни, труде и духовных поисках нашего современника.
Повести и рассказы молодых писателей Южного Урала, объединенные темой преемственности поколений и исторической ответственности за судьбу Родины.
Очередная книга издательского цикла, знакомящая читателей с творчеством молодых прозаиков.