Мастерская кукол - [126]

Свой собственный экспонат он оставил напоследок, словно изысканное лакомство, которое кажется еще вкуснее после нескольких часов предвкушения. Сросшиеся щенки – чучело и скелет – стояли на сдвоенном постаменте, на котором значилось его имя.

«Сайлас Рид».

Да, это он, а это – его работа.

Ах, если бы только Айрис пришла, когда он приглашал ее на открытие Выставки. Ах, если бы она пришла, когда он звал ее к себе в лавку. Тогда все было бы совершенно иначе. Ах, если бы Флик не смеялась над ним, а взяла за руку и пошла туда, куда он собирался ее отвести. Он хотел быть им другом, но они отвергли его и теперь должны были винить во всем только себя.

Побег

Повязка на губах Айрис промокла от слез. Щеки щипало от соли, а ягодицы и бедра немилосердно зудели и чесались. Она не только обмочилась, но и замаралась – просто не смогла удержаться, и теперь сидеть было скользко и противно. Голод и жажда немилосердно терзали ее внутренности, но мысль о том, что придется есть и пить из рук Сайласа, была невыносима. Положение казалось безвыходным. Айрис была почти уверена, что никогда, никогда не выберется из этого мрачного подвала, никогда больше не увидит дневной свет.

– Напиши письмо, – снова и снова говорил он. – Это все, о чем я тебя прошу. Одно-единственное письмо.

Письмо… Если она его напишет, то сможет что-то получить. Так за шиллинг покупают волчок, за гинею – фарфоровую куклу.

Если она напишет это письмо, он развяжет ей руки и она сможет есть самостоятельно.

Если она напишет письмо, он развяжет ей ноги, и она сможет ходить по подвалу.

Если она его напишет, он позволит ей и то, и другое, и третье, и все же Айрис продолжала упрямо качать головой.

Она знала, что все его слова – ложь. Он не сделает ничего из того, что обещает. Вся ее надежда была теперь только на Луиса – на то, что он сможет отыскать ее здесь и освободить. Если она упустит этот шанс, ей больше не на что будет надеяться.

***

Айрис так крепко сжала кулаки, что ногти глубоко вонзились в ладони. «Перестань плакать! – приказала она себе. – Прекрати сейчас же!» Что толку проливать слезы? Они ни на кого не подействуют и ничего не изменят. Она должна действовать, должна сделать все, чтобы выжить, пусть даже ей придется, словно животному, есть у него из рук. Она должна экономить силы, чтобы остаться в живых.

Пытаясь отвлечься, Айрис стала думать о том, как Луис писал леди Гижмар, один за другим укладывая на холст короткие, сочные мазки. Зеленовато-синие, влажно-прозрачные тени на белом грунте создавали иллюзию реального человеческого тела, хотя это была всего лишь краска – разбавленный терпентином пигмент на кончике кисти. Особенно ей нравился узел на поясе леди – хитрый узел, развязать который мог только сам Гижмар. Сейчас Айрис попыталась припомнить, какого цвета он был, и не смогла. Здесь, в подвале, все было черным, коричневым, тускло-желтым, и на одно страшное мгновение ей вдруг показалось, что изумруд, лазурь, ультрамарин и краплак существуют только в ее воображении.

К счастью, Сайлас оставил лампу, и, хотя света от нее было немного, Айрис могла рассмотреть широкие полотняные полосы, которыми она была привязана к стулу. Ее лодыжки были прихвачены к ножкам стула чуть выше перекладины, руки притянуты к подлокотникам. В передней части подлокотники были довольно широкими и загибались вниз, но там, где они состыковывались со спинкой, дерево заметно сужалось.

Немного подумав, Айрис повернулась в кресле, насколько это было возможно, пытаясь сдвинуть матерчатые ленты, которыми были привязаны руки, к узкой части подлокотника. Через мгновение путы ослабли, и она согнула руку так, чтобы узел оказался ближе к ладони. Еще одно усилие, и она смогла захватить его пальцами. Эти пальцы умели водить карандашом по бумаге и пользоваться кистью, и Айрис не сомневалась, что и с узлом они тоже справятся. И действительно, ткань, которую она тянула и дергала, начала понемногу скользить, и вскоре Айрис ухитрилась освободить правую руку.

Ура! Она не умрет в этом сыром, мрачном подвале! Она снова услышит голос Луиса, который засмеется и скажет: «Мы спешили спасти тебя от короля Мерьядюка, но опоздали: ты справилась сама!»

Улыбнувшись, Айрис несколько раз разжала и сжала кулак, разгоняя по жилам застоявшуюся кровь (на коже остались следы от пут), и, быстрым движением сорвав с лица повязку-кляп, провела языком по губам. Во рту по-прежнему было кисло и сухо, но воздух, который она вдыхала, казался более свежим.

Развязать левую руку и освободить ноги было делом одной минуты. Покончив с этим, Айрис попыталась встать, но ее колени неожиданно подогнулись, и она едва не упала. В течение нескольких секунд она чувствовала себя как вынутое из формочки желе, которое не успело застыть до конца: руки тряслись, ноги не держали, колени ходили ходуном.

Выждав немного, Айрис повторила попытку; на этот раз она действовала не торопясь, и ей удалось подняться, хотя боль в затекших ступнях оказалась такой сильной, что она едва удержалась от крика.

Когда кровообращение в ногах более или менее восстановилось, Айрис бросилась к лестнице. Она знала, что люк, скорее всего, надежно заперт, но все-таки вскарабкалась по сырым, скользким ступенькам и уперлась плечом в крышку. Увы, с тем же успехом она могла пытаться сдвинуть с места здание Королевской академии.