Мастерская Бога - [6]

Иначе жизнь укоротится –

Кому на сколько повезет...

Отныне ждет судьба такая,

Поскольку Судеб нет иных –

Лутавина и с ним Чугая.

И многих, многих остальных.

По пятеро

В змею-колонну

Согнали их.

Подбили счет.

И развели их по казенным Домам.

И взяли на учет.

А дом, не дом –

Барак из бревен.

Двойные нары в два ряда.

За стенкою

С окошком вровень

Лежит завалинки гряда.

По центру печь

И стол дощатый.

Лоханка для помывки рук.

И мир огромный, непочатый

Колючки ржавистой вокруг...

Колючка прочного сеченья –

Бамлаг надежно обнесен

Не для побега пресеченья,

А чтоб порядок был во всем.

И под конец

Печать на бланке

Да подпись - лапа паука...

Не потому ль

Зовут фалангой

Часть... лага хмурые зека.

Здесь жить теперь

Моим героям,

Худой барак считать своим.

Ходить,

Куда направят строем,

И делать то, что скажут им.

А им одно теперь прикажут –

Брать больше –

Дальше относить...

А не послушался - накажут.

И снова

Грязь пойдешь месить.

И эСэСЧ* вперед спешила

И не жалела ни коней,

И ни людишек...

И крушила

Завалы леса и камней.

И был

Десант рабочий брошен

Вперед,

Почти на сотню верст.

...Их било ветром

И порошей.

эСэСЧ - Специальная строительная часть.

Обогревало светом звезд.

Им стройка

Гнула книзу плечи.

И разжигала вновь азарт...

И шли они своим навстречу

И оставляли Амазар.

* * *

В семи верстах от

Амазара

К Могоче

С левой стороны

В край неба

Горб-скалу врезала

Спина хребта.

И вдоль спины,

На зеков

Облако набросив,

Скала спешила скрыть их

В тень...

На грудах шпал

Мерцали росы.

Вступал в права

Обычный день,

Конвоем

Под ружьем ведомый.

Корою пахло и листвой.

И мужики, грустя о доме,

Тянули срок обычный свой.

Тянули рельсов километры.

Была печальной их судьба.

Их прошивали иглы ветра.

И дождь их сек.

И на губах

Чернела кровь.

Им поясницу

Ломило. И ломило грудь...

Еще им долго

Будут сниться

И эта жизнь.

И этот путь.

Он был промерян их ногами

В надежде волю обрести...

... Работа выпала Чугаю –

Откос под сопкою вести.

Ему бугор сказал:

- Поделишь

С Лутавиным канаву ту...

Чугай под сопкою с неделю

Долбил кайлою мерзлоту.

И сопка

В бездне глаз шаталась.

И к сопке,

Что скрывала мгла,

Немая ненависть питалась

И раствориться не могла,

Чтоб на душу,

Подчас карая,

Ложиться тяжестью камней...

И не было конца и края

Усталому вращенью дней.

И это было поначалу.

А там

Случилось что-то с ним.

Знать, в тихом сердце

Отзвучали Слова -

Он ими был тесним.

И понял он:

Тот петроградский

Христос -

Он выдуман им был.

Замешан

На фальшивом братстве:

Он для себя людей любил.

А их - Для них

Любить здесь должно

И Самого за них отдать.

Тогда

В час

Судный Непреложно

Сойдет на душу благодать...

Он - жил,

Он в легком плыл тумане.

Он людям слабости прощал.

И на Лутавина вниманье

Уже подчас не обращал,

Когда Лутавин

Им стремился

Вертеть, вставая поперек.

Чугай подобным не томился:

Считал -

... пусть дух бы... Дух берег...

Чугай был опытней и крепче

Душой и телом,

Потому

Чугаю срок давался легче:

Он приспособился к нему.

И стал он

Вкалывать беззлобно,

Стремясь обресть

Души покой,

Должно быть, он

На месте лобном,

И на себя махнул рукой.

А сопку? - Он считал своею,

С тем подлым,

Чем отныне жил.

Он к ней привык,

Сроднился с нею:

Он здесь отныне старожил.

И здесь однажды

Подле сопки

Под вечер

Встретился с мальцом

По-птичьи тонким,

Невысоким,

С худым болезненным лицом...

Он

Познакомился с мальчонкой –

Тот жил от них невдалеке

Над перекопанной речонкой,

Ползущей

Меж камней

К реке,

Зажатой дикими хребтами,

Носящей имя Амазар.

Темнел провалами-шурфами

Речонки берег.

И базар

Таежных птиц

Шумел над лесом.

И ветер дыбил хвои вал.

И по уграм .

Туман навесом

Избушек крыши накрывал.

Их, тех избушек, три-четыре

Теснилось около воды,

Углы гнилые растопыря, -

Дождя и времени плоды.

Лепились к стенам огороды.

За ними,

Чуть наискосок

Росла завалами порода

Пустая:

Камни да песок...

И не сбывались ожиданья

На золото –

Таков сей факт.

Но день за днем

Глуша страданья,

Жила слепая вера в фарт.

Отец мальчонки,

Житель местный

В краю ключей и диких скал,

Старатель вольный,

Всем известный,

Судьбу и золото искал.

Нелегок труд

Сего скитальца –

Он был судьбой

Гоним взашей.

И с ним бригада:

Три китайца,

Да двое хилых чувашей.

Мир здешний птицами кружился.

Над мальчиком

Взмывал-парил,

Когда Чугай с ним

Подружился

И в некий миг заговорил.

А мальчик

К лиственнице жался.

Глазами хлюпал и внимал.

На дядю он не обижался –

Он дядю недопонимал.

Его пугали поначалу

Строителей угрюмый вид,

Их худоба и одичалость...

И отойти он норовил.

Но постепенно, раз

За разом

Обжился с ними он.

И вот

Душою поборол свой разум

Чугая дядечкой зовет.

И сердце дрогнуло в Чугае,

Жестокости прервался круг.

Он, самого себя пугаясь,

Стал необычно нежным вдруг.

Перед чужим мальчонкой

Замер,

Глаз не сводя с его лица,

Видать, отцовскими глазами

Нежданно глянул на мальца.

Малыш наивен,

Свеж и ясен –

Мечта бездетных во плоти.

Бутон багульника –

Прекрасен -

Ему цвести, цвести, цвести...

Чугай,

Приняв судьбы крещенье,

От смерти

Был судьбой храним.

Ребенок - вправду очищенье –

Он очищал себя пред ним.

Он был и сам

Таким когда-то.

Тот миг рассветный

Не забыт.

Скупые праздничные даты

Ведут

В далекий детский быт.

Он загрустил

До исступленья.

Бамлаг...

А что там впереди?..

Идея самоискупленья

Нашла приют в его груди.

Борьба за жизнь -

Всему основа -

Мысль не нова, да и проста.

Чугай

К Христу вернулся снова, -

«Страдая» нового Христа.