Мастерица варить кашу - [6]

Клементьев. Мало ли какие могут быть причины?

Румянцев. Нет-с, никаких причин я не нахожу в себе, чтобы не иметь этого чувства, а не имею его только потому, что не поощряю себя к этому.

Клементьев. Значит, вы умный человек.

Румянцев. Покорно вас благодарю, Платон Алексеевич. Но только, почему же я не поощряю себя к этому? Вижу я, например, девицу, и знаю, что при этом много хлопот и могут быть неприятные отношения, что, например, приедет ее брат, или жених, или даже и посторонний, и начнет меня бить в зашеину. И сама девица, может, вместо удовольствия, отлупит меня по щекам. Какая же тут приятность, не правда ли-с?

Клементьев. Совершенная правда.

Румянцев. Вот поэтому я и не поощряю себя.

Клементьев. И прекрасно делаете. (Молчание.)

Румянцев (опять). Позволите ли? Платон Алексеевич, утрудить вас еще одним вопросом?

Клементьев (сидевший в раздумье; вздрагивает, очнувшись). Но это вздор! (К Румянцеву.) Не обидьтесь, Иван Саввич, это относилось не к вашим словам; я сказал так о том, что сам думал. (Громко.) Надежда Всеволодовна, идите к нам. Теперь мы не будем говорить вам комплиментов (к Румянцеву) — Иван Саввич, будьте так добр, сходите к Андрею Дементьевичу, где он там; (между тем входит Надя) спросите, скоро ли прийдет он с Агнесою Ростиславовною, или пусть позовут меня к себе, — я хочу поскорее поговорить с нею.

Румянцев. Очень хорошо-с (уходит).

Явление 10

Клементьев, Надя.

Надя (выходит). Хорошо вы поступаете, Платон Алексеич? Я сказала вам, что несогласна, а вы все-таки хотите говорить с Агнесою Ростиславовною — делаете именно то, чего не делать я просила вас. И что же это, наконец, вы хотите, чтобы меня отдали за вас насильно?

Клементьев. Если и повезем вас в церковь силою, скажите там "несогласна" — и священник откажется венчать.

Надя. Прошу вас говорить со мною серьезно, как я говорю с вами, а не отшучиваться.

Клементьев. Да чем же иначе, как не шуткою, отвечать на ваши слова? Разве вы серьезно думаете, что я хочу или соглашусь, чтобы вас отдали за меня насильно? Но действительно я хочу и обязан воспользоваться всеми средствами убеждения, чтобы вы отбросили напрасные ваши страхи. Вы сами сказали, что мнение Агнесы Ростиславовны очень важно для вас, — как же я не должен попросить ее ободрить вас?

Надя. Мои опасения напрасны? Это как же? Я очень ясно видела, что вы были совершенно смущены моими словами, — вам нечего было возразить, или в эти две-три минуты все те десятки, может быть сотни, неравных браков из несчастных сделались счастливыми? Покажите мне эту перемену, покажите мне, что в эти три минуты свет перевернулся, мужики привыкли элегантно вальсировать, аристократы стали ловко и усердно пахать и косить, — о, покажите мне, что исчезла разница сословий и воспитаний, — и я буду очень рада, — за всех, и за себя, но пока этого нет, неровные браки остаются неровными, т. е. безрассудными, погибелью, и вы не переубедите меня пока есть у меня хотя капля здравого смысла.

Клементьев. И не буду переубеждать. И пусть будет по-вашему, что неровные браки не могут быть счастливы. Вы сбили меня с толку вашими неровными браками. Вот сейчас только опомнился и разобрал, что не следовало и рассуждать о счастьи или несчастьи неровных браков. То, что я предлагаю вам, не имеет никакого отношения к этим мыслям. В нашем браке не будет никакого неравенства. У вас нет ничего, — и мое богатство точно такое же. Вы живете тем, что работаете, и мне без работы нечем жить. Привычки у нас одинаковые: трудолюбие, подавление в себе пустых прихотей, — и стремления одинаковы: жить тихо, смирно, честным трудом. Равны ли мы? Того мало, что мы равны, моя милая, ненаглядная: мы с тобою один и тот же человек, — как же нам не жить заодно? Давай руку, ты, живущая моей жизнью, мне, живущему твоею жизнью, — давай мне руку на любовь, — не ко мне, к себе самой: я — это ты; ты — это я (Она будто в забытьи, как околдованная, машинально дает ему руку, — но встрепенувшись, вырывает руку и закрывается, — не с отчаянием, а с грустным спокойствием).

Надя (закрываясь, тихо и грустно). Боже мой, как легко тому, кто выучился говорить, обмануть, обольстить бедную, почти безграмотную! Платон Алексеич, ваши слова прекрасные, но пустые слова. Я своих слов не умею защитить, и они не хороши, — но в них правда. Я не равная вам и не жить нам вместе, пока бог не отнимет у меня рассудка. (Молчит. Слышатся сдерживаемые тихие рыданья.) Жаль мне вас, потому что я знаю: у вас честное сердце, искреннее, и вы любите меня всею душою… Жаль мне и себя самой, потому что и я люблю вас… Но… но, мой милый друг… (постепенно и рыдания усиливаются и оттого голос все громче) мне быть нам сильнее своей судьбы, не переменить мне своего прошлого… не быть мне достойною вас… не переменить и вам своего прошлого, не разучиться всему хорошему, чему научились вы… не унизить вам себя до того, чтобы не постыдиться своей любви к дуре… (это уже почти крики) безграмотной, с подлыми привычка…

Явление 11

Те же, Иннокентиев, в руках альбом, он держит его с благоговением.

Иннокентиев. Что это за…

Надя (вскакивая). Боже мой, что подумают, скажут обо мне (убегает).