Мастера русского стихотворного перевода. Том 1 - [81]

   Со страхом домой убежали.

Того и другого постигнул конец,

   Их грешных деяний достойный:

Там в руки британцев попал наконец

   И сам Император покойный.

На острове диком творили они

   Над ним свои грубые шутки,

Пока не пресеклись их пленника дни

   В страданьях — от рака в желудке.

Отставлен был также и тамбурмажор,

   Дни славы его улетели!

И, чтоб прокормиться, он служит с тех пор

   Привратником в нашей отели.

Он воду таскает, он колет дрова,

   Метет коридоры и сени,

Его вся седая от лет голова

   Трясется при каждой ступени.

Когда ко мне Фриц, мой приятель, зайдет, —

   Он тотчас, с насмешливым видом,

Острить и трунить беспощадно начнет

   Над бедным седым инвалидом.

«О Фриц! тут некстати слов острых поток

   С подобною глупой забавой:

Для сына Германии низко, дружок,

   Глумиться над падшею славой.

По мне тут приличней участье к судьбе,

   Чем шутки над горем случайным:

Кто знает, — быть может, отец он тебе

   По матери — случаем тайным».

1857

Адам Мицкевич

255. Конрад Валленрод

Вступление

Сто лет, как Орден рыцарей крестовых

Свой меч в крови язычников багрит;

Страшится прусс оков его суровых

И от родных полей своих бежит,

И до равнин Литвы необозримых

И смерть, и плен преследует гонимых.

Теперь врагов лишь Неман разделяет:

Там, средь лесов, обителей богов,

Верхи божниц языческих сверкают;

А здесь, взнеся чело до облаков

И простирая длани, посылает

Тевтона крест с холма грозящий зов,

Как бы стремясь всё племя Палемона,

Обняв, привлечь в свое святое лоно.

Там юноши-литовцы, в колпаках

Из рысьих шкур, в медвежий мех одеты,

С копьем в руке и с луком на плечах,

Следят врагов движенье и приметы.

Здесь на коне тевтон, закован в сталь,

Как вкопанный, стоит и озирает

Неверных стан, кладет заряд в пищаль

Иль четками, молясь, перебирает.

Так два врага стоят здесь для охраны;

Так Немана гостеприимный вал,

Поивший мирно две родные страны,

Теперь для них порогом смерти стал:

Кто переплыть посмеет эти воды,

Лишится тот иль жизни, иль свободы.

И только хмель, литовской почвы сын,

Плененный прусской тополью, один

Стремится к ней, вияся и цепляясь,

По тростникам, по травам водяным,

И, обогнув струю венком живым,

Вкруг милой он обвился, к ней ласкаясь;

Да ковенской дубравы соловьи,

С их братьями литовскими слетаясь,

Заводят хоры дивные свои

На острове, который во владенье

Остался им в стране опустошенья.

А люди? ах! вражду в душе тая,

Литвин и прусс, объятые войною,

Забыли мир; но их сердца порою

Мирит любовь: так знал двоих и я.

О Неман! рать враждебная несет

К твоим брегам огонь и истребление;

Топор венок зеленый рассечет,

И соловьев из их уединенья

Разгонит гром орудий. Так народ,

Пылающий враждою, расторгает

Златую цепь природы. Но живет

Любовь: ее для внуков сохраняет

В своих заветных песнях вайделот.

1859

Роберт Саути

256. Ингкапский риф

День ясен; отрадная тишь над волной;

Суда и матросы вкушают покой;

Живой ветерок в парусах не играет,

И киль без движенья в воде отдыхает.

Свирепый Ингкапский не пенится риф:

Его покрывает волною прилив;

И там, среди вод безмятежного лона,

Не слышно теперь колокольного звона.

Был в Абербротоке почтенный аббат;

В том месте, где скал возвышается ряд,

Он колокол с бочкой поставил плавучий,

Чтоб в бурю звонил он средь бездны кипучей.

И если прилив те утесы скрывал,

То звон колокольный пловцов извещал:

Тогда они знали, что риф недалеко —

И чтили игумена Абербротока.

Луч солнца в величии пышном своем

Сверкает, и всё веселится при нем;

И птицы морские, купаясь, ныряют

И криками радость свою выражают.

А колокол с бочкой вдали между скал

Чуть видною черною точкой мелькал.

Разбойник, сэр Ральф, стал на деке высоком

И смотрит на скалы внимательным оком.

Дыханье весны его сердце живит,

И весел он духом, поет и свистит,

И вдруг улыбнулся при мысли потешной;

Но радость разбойника — умысел грешный.

И крикнул он буйной ватаге своей:

«Ребята! спустите мне лодку скорей

И к рифу меня притяните канатом:

Я славную штуку сыграю с аббатом».

Вот спущена лодка, за весла гребцы —

И к страшному рифу плывут удальцы;

Сэр Ральф приподнялся, повис над водою

И колокол срезал могучей рукою.

С глухим клокотаньем на дно он упал;

И с хохотом злобным разбойник сказал:

«Теперь, кто вперед не услышит набата, —

Не станет хвалить добродетель аббата».

Сэр Ральф возвратился к своим удальцам;

Он долго скитался по разным морям;

С богатой добычей, с бесчестного лова,

Веселый плывет он в Шотландию снова.

На синие волны спустился туман,

В нем солнце померкло — и вдруг ураган

Завыл и весь день бушевал на просторе;

Но к ночи он стих — успокоилось море.

Сэр Ральф озирает свой путь; но вдали

Покрыто всё тьмой, и не видно земли.

«Вот только бы месяц взошел поскорее, —

Сказал он, — тогда поплывем мы вернее».

«Не близко ли берег? — спросил рулевой: —

Мне слышится волн отдаленный прибой».

Нахмурился Ральф и подумал невольно:

Теперь пригодился бы звон колокольный.

Но звона не слышно, лишь бездна кипит;

Фрегат по стремленью без ветра летит —

И вдруг затрещал он, и мачты упали,

И рифы Ингкапа пираты узнали.

Час кары злодею теперь настает;

В отчаяньи страшном себя он клянет;

Удар за ударом корму разбивает, —

В пучине кипучей пират утопает.

И в миг неизбежной погибели он

Услышал из бездны таинственный звон,