Мастер войны : Маэстро Карл. Мастер войны. Хозяйка Судьба - [29]

– Прошу вас, мастер, сидите! – попросил Карл. – Я зашел просто поболтать. Если у вас, конечно, есть время.

– Время! – возмутился старый Медведь. – Да что вы такое говорите, господин мой Карл! Кто я, чтобы следовало заботиться о моем времени?

– Тогда я присяду, с вашего позволения, – усмехнулся Карл, усаживаясь на другую табуретку. – Как поживаете? Хорошо ли идет торговля? – спросил он, не позволяя старику продолжить в том же возвышенном тоне, в котором тот начал.

– Спасибо, господин мой Карл, – серьезно ответил аптекарь. – Здоровье мое, как и следовало ожидать, отменное, хотя годы немалые, сами понимаете. А торговля… Пока люди болеют – а они болеют всегда, даже здесь, в Сдоме, – без дела нам сидеть не приходится. Не сами ищем, оно нас находит. Дело, я имею в виду. Да и прочее разное… Вот сейчас, например, – не поверите! – готовлю тинктуру из сушеных корней яремы. Для чего, спросите? Дурная травка, если честно сказать, и корешок подлый. Ничего не лечит толком, да и отрава из него, честно сказать, никакая. Право слово, легче человека ножом убить, чем яремником травить. Но дела-то, господин мой Карл, разные бывают. Яремник, должен заметить, седьмая часть приворотного зелья. Кто не знает, всегда удивляется, а только без яремника ничего путного не выйдет, а с яремником – и не захочешь, а полюбишь. Такое дело!

– Так вы что же, мастер Медведь, колдовством тоже промышляете? – удивился Карл.

– Ни в коем случае, – лукаво улыбнулся в ответ старик аптекарь. – Не враг я себе, чтобы в Сдоме приворотное зелье варить! Хотя чего там трудного! Уж поверьте, надо будет – сварю. И выйдет не хуже, а лучше, но только не здесь! Оболтус один – из Синих – взялся кому-то сварить, а руки пачкать не хочет, да и не умеет, наверное. Яремник-то, такое дело, ни в чем не растворяется, и при обработке секрет знать надо, чтобы порошок нужной мелкости вышел. Вот он мне и заказал. А я что? Закона не нарушаю, и заработок опять же неплох. Сделаю, конечно. Почему бы не сделать?

– А про кошку вы слышали? – спросил Карл, переходя к главному.

– И видел, – кивнул старик. – Она тут в рыбном порту уже четвертую ночь гуляет.

– А я думал, она только в гавани бывает, – задумчиво произнес Карл.

– Нет, господин мой Карл, – покачал головой старик. – Еще и здесь, и в Арсенальной гавани тоже.

– И что это, по-вашему, такое? – спросил Карл.

– Оборотень, конечно. – Старик в своих словах не сомневался. – Но что-то с ним, оборотнем, я имею в виду, не так, господин мой Карл. А что – не знаю. Я про такое даже не слышал никогда, и вы, как я понимаю, тоже. Значит, что? Или впервые такое случилось, во что верится с трудом, ибо нет нового и старого под вечными небесами, все уже когда-то случилось, и не раз. Но если такое уже когда-то где-то случалось, то редкое это что-то и сподобило нас сие чудо лицезреть. К добру ли, мой лорд? Не знаю, но только страшно мне отчего-то, а меня напугать, сами понимаете, непросто. Но вот ведь привелось.

5

«Ну вот я и дома», – подумал Карл с улыбкой.

Его дом был уже виден в конце улицы, и возникшая у Карла мысль была, в сущности, простой констатацией факта. Все просто: шаг вперед и еще один шаг, он поворачивает за угол и видит вдалеке дом, который на время стал его домом. Ничего особенного, но случайная мысль заставила Карла насторожиться и задуматься о вещах, казалось бы, отвлеченных и с содержанием предыдущей мысли не связанных.

Карл знал, что у некоторых слов есть способность облекаться плотью снов, у других – становиться явью. Как бы то ни было, но разумный человек не станет бросаться словами, даже если он не Филолог и ему неведомы сокровенные тайны созвучий и смыслов. Сами Фиолетовые, вероятно, могли бы рассказать о словах много такого, о чем и не догадываются непосвященные, то есть абсолютное большинство людей, но кланы молчат, не раскрывая своих секретов. Молчат и Филологи, опасаясь, по-видимому, что их конструкции и правильные выражения однажды могут стать острыми ножами в их собственных спинах. Однако есть вещи, которые знают все. «Не поминай лихо», – говорят в Приморье. И правильно говорят, потому что опыт поколений может чему-то научить даже самого твердолобого невежду. «Не злословь, не богохульствуй», – требуют адепты почти всех религий, известных Карлу. И тоже, вероятно, неспроста. «Хочешь добра – говори о нем чаще», – поучают старики и здесь, на побережье, и на Высоком хребте, и в Загорье. Даже Леон из Ру, для которого слова всегда были точно таким же инструментом, как нож для сапожника или меч для солдата, даже он был согласен с мудростью стариков и, играя словами, всегда был осмотрителен и, пожалуй, даже осторожен.

«Леон?» – с удивлением подумал Карл. Что ж, вполне вероятно. И это многое могло бы объяснить.

Но думать сейчас о Мышонке ему было лень. Он думал о другом. Не наделил ли он случайно жизненной силой некое внутреннее, возможно, им самим не осознаваемое желание, когда объяснял Деборе, что этот чужой дом в чужом для них городе – их дом?

Тогда не иначе как на пороге меня должна встречать хозяйка, с чувством неожиданной печали подумал он и постучал в дверь.