Мастер тысячи форм - [11]

— Пожалуйста.

— Дело твое.

— Послушай… — Лаз замялся, поняв, что так и не узнал имени своего нового знакомого.

— Я же говорю, придумай мне имя сам. — Улыбнулся тот, делая приглашающий жест. — А то никто не хочет «брать на себя такую ответственность», даже Ронда отказалась, хотя мы вместе путешествуем уже не один год. Зовет меня Учителем. Оно, конечно, правда, и довольно приятно к тому же, но все-таки хотелось бы нормальное имя.

— Почему тебе так важно чтобы это сделал кто-то другой? Придумай сам. — Для Лаза такая упертость казалась странной.

— Я за свою жизнь придумывал столько имен, что уже разучился делать это правильно. Каждый раз получается либо какая-то чушь, либо просто одно из старых имен, просто немного измененное. Так что?

Лаз задумался. В целом он был совсем не против, однако это и правда было немалой ответственностью, судя по всему, пользоваться полученным именем собирались долго. Несколько минут протекли в густой тишине, лишь сверху доносились редкие скрипы когтей Принцессы по крыше. Безымянный мужчина терпеливо ждал. А в голове Лаза прокручивались самые разные идеи и воспоминания, пока, наконец, не всплыло самое первое, которое можно было отнести к его новой жизни. Пустыня африканского континента и богиня, с которой он, сам того не желая, заключил сделку.

— Знаешь, если так подумать, — наконец нарушил он молчание. — Мы с тобой полные противоположности друг друга. Мне сейчас должно быть всего семнадцать, а тебе несколько сотен лет, моя магия выходит за все известные рамки, а ты ей совсем не владеешь, мое настоящее тело слабое и больное, а ты явно отличаешься богатырским здоровьем, мои волосы белые, а твои… ну, сам знаешь.

— К чему ты? — Слушая такое странное вступление, мужчина только улыбался.

— К тому что я предлагаю тебе имя, соответствующее этому принципу. — Озвучивать принцип Лаз не стал, уже достаточно поняв своего собеседника, чтобы знать: тот не будет допытываться. — Как тебе… Фауст?

Лаз заключил сделку с богом, а герой драмы Гёте заключает сделку с дьяволом. По-своему красивая аналогия.

— Фауст? Фауст… — он задумался, словно смакуя странное новое слово, проверяя его на пригодность. — А мне нравится! Итак, будем знакомы, Фауст.

— Лазарис Морфей, очень приятно. — Если бы ласки улыбались, появившееся на мордочке белоснежного зверька выражение можно было бы назвать именно улыбкой.

— Итак, о чем ты говорил?

— Я… — Лаз задумался. — Я хотел попросить тебя взять Ронду и уйти как можно раньше, оставив меня здесь, но…

— Продолжай… — Фауст ехидно улыбался.

— Будешь смеяться — запрещу использовать это имя, — на лице мужчины отразилась картинная мука.

— Ах, как жестоко! — Схватившись за сердце, он завалился на бок, закатив глаза и явно изображая инфаркт. Однако валяться ему довелось недолго, телекинетический удар по пятой точке быстро поставил притворщика на ноги. — Ладно-ладно, молчу, — все еще посмеиваясь и потирая ушибленное место, он уселся обратно. — На самом деле я и сам хотел тебе предложить отправиться с нами. Можешь оставаться в этом теле, можешь изменить внешность на какую хочешь, если тебе так не хочется чтобы Ронда тебя узнала. Ты мне очень нравишься, давно я не встречал кого-то кто был бы готов разговаривать со мной в таком ключе, узнав, кто я на самом деле. Так что я был бы только рад, Ронда, я думаю, тоже не откажется, будешь ли ты духом леса или Лазарисом Морфеем. Решение за тобой.

Лаз снова задумался, на этот раз едва ли не глубже, чем в прошлый раз. С одной стороны он вроде как пообещал себе жить дальше ради других, но это было не обязательно делать именно здесь, в этой деревне. Плохого ничего в этом не было, но, раз появилась возможность что-то изменить, то почему бы не попробовать? К тому же, и это очень веский довод, Фауст мог помогать с его приступами, которые, конечно, за эти два месяца стали реже, но вряд ли полностью исчезнут в обозримом будущем. Да и от общения с этим странным, вечно улыбающимся, старым, как некоторые страны, веселым и непосредственным человеком, Лаз чувствовал уже позабытое тепло. На несколько секунд вернулась паника и шепот, предостерегающий от сближения с кем бы то ни было, чтобы не допустить повторения кошмара.

Но сейчас, почувствовав это тепло, почувствовав разницу с тем тихим и безмятежным ничто, в котором он находился с момента пробуждения, Лаз понял: находиться в вакууме — это не выход. Человек — существо социальное, стайное, в одиночестве он куда быстрее сходит с ума. А с учетом и так не самой стабильной психики, ему было бы куда полезнее находиться с кем-то. Ведь в первом же разговоре с Фаустом, нормальном, человеческом разговоре, власть, которую имели над ним воспоминания, сильно уменьшилась. Приступ начался только после возвращения к худшим моментам, об остальной жизни удавалось думать почти безболезненно. Да и потом, как-то же выживал Фауст все эти годы, у него наверняка есть способы справиться с магами даже без магии.

— Я согласен, — наконец решение было принято. — Но Ронде пока ничего не говори.

— Не вопрос, но придумывать, что ей соврать, будешь ты.

— Хорошо. Тогда, что, завтра уходим? Или у вас были тут какие-то планы?