Мастер своего дела - [2]

— Здравствуй, Туша, — сказал Фредди. — Нельзя одолжить твою собаку?

Наклонившись к коврику, он почесал собаку, и та помахала хвостом. Собака была хорошая, хотя и неведомой породы. Мать ее славилась своими чарами, определить отца не смогло бы ни одно генеалогическое общество.

— А, Фредди! — сказал преподобный Руперт. Сказал он это рассеянно и невесело. Ничего не поделаешь, и его терзала тяжкая забота. Вот в каком мире мы живем. Если бы у девушек была совесть, терзались бы не три наших героя, а все четыре.

— Вон стул, — сказал пастор.

— Спасибо, я лучше лягу, — сказал Фредди и лег на диван. — Ноги устали, столько идти…

— А что с машиной?

— Гертруда взяла. Повезла Уоткинса в Шрусбери. Преподобный Руперт Бингэм сидел неподвижно. Его широкое красное лицо как-то затуманилось, огромное тело поникло. Печаль его была столь очевидна, что Фредди спросил:

— Что случилось?

Рукой, похожей на окорок, пастырь протянул ему листок, исписанный неровными строчками.

— На, читай.

— От Гертруды?

— Да. Пришло сегодня утром. Ты прочитай! Фредди прочитал.

— По-моему, — сказал он, — это отставка.

— Да, видимо, — согласился Бингэм.

— Оно длинное, — объяснил Фредди, — и бестолковое. Всякие эти «Уверены ли мы?», «Знаем ли мы себя?», или там «друг друга». Но, скорее всего, отставка.

— Ничего не понимаю. Фредди сел на диване.

— А я понимаю, — сказал он. — Тетя Джорджиана боялась не зря. Эта гадюка Уоткинс увел у тебя невесту.

— Ты думаешь, она влюбилась в Уоткинса?

— Думаю. И вот почему: он поет. Певец. Девицы это любят. Знаешь, блеск…

— Не замечал никакого блеска. По-моему, этот Уоткинс похож на водоросль.

— Очень может быть, но он свое дело знает. Такие самые голоса действуют на девиц, как мята на кошку Преподобный Руперт тяжело вздохнул и сказал:

— Понятно…

— Все дело в том, — продолжал Фредди, — что он романтичный, а ты нет. Хороший — да. Надежный — да. Но не романтичный.

— Значит, ничего сделать нельзя? Фредди подумал.

— А ты не можешь предстать в романтическом свете?

— Это как?

— Ну, останови коня.

— Где я его возьму?

— М-да… — сказал Фредди. — И то правда. Где взять коня? Они помолчали.

— Ладно, — сказал, наконец, Фредди. — Пока что я возьму собаку.

— Зачем она тебе?

— Покажу. Тетя увидит, какие бывают собаки, когда едят наш корм. Беда с этой тетей! Ничем ее не проймешь. А вот на него она клюнет, он такой здоровый… В общем, попробую. Значит, я его беру?

— Бери.

— Спасибо, Туша. Ты сегодня зайдешь?

— Может быть… — печально ответил Бингэм.

Узнав, что ее впечатлительная дочь катается с эстрадным тенором, леди Олсоп совсем загрустила. Когда Фредди начал тяжкий обратный путь, она сидела в отчаянии на террасе. Эрдель ушел по своим делам, китайский мопс с ней остался. Его отрешенности она завидовала.

Только одно хоть как-то смягчало ее отчаяние — племянник исчез. Все мучители были тут — и комары, и мухи, — но не Фредерик. Кого не было, того не было.

Но бедная женщина лишилась и этого утешения. Из-за кустов, слегка хромая, вышел ее племянник и направился к ней. За ним шло что-то вроде собаки.

— Да, Фредди? — покорившись судьбе, сказала леди Олсоп.

Мопс открыл один глаз, подумал, не залаять ли, и решил что слишком жарко.

— Это Бутыль, — сказал Фредди.

— Что?

— Бутыль. Собака. Посмотри, какие мускулы!

— В жизни не видела такой дворняги.

— Душа важнее знатного родства, — сообщил Фредди. — Да, породы нет, но ты посмотри на фигуру. Ест только наш корм. Пойдем в конюшню, увидишь, как она гоняет мышей. Тогда поймешь!

Он говорил бы и дальше, но пес Бутыль, обнюхав за это время деревья и повалявшись на траве, вернулся к людям и увидел, что на коленях у незнакомки лежит непонятное существо, по-видимому — живое. Он подошел поближе и понюхал.

К его величайшему удивлению, существо подскочило и спрыгнуло на землю.

Бутыль не раздумывал ни мгновения. Он любил подраться с равными, но не с такими же! Обежав трижды вокруг лужайки, он попытался влезть на дерево, не смог, поджал свой длинный хвост — и убежал со сцены.

Фредди очень удивился, не говоря уже о печали. Леди Олсоп не скрыла своего мнения, и ее презрительные смешки нелегко было вынести.

— Я очень рада, — говорила она, — что моя Сьюзен не мышь. От мыши твоя дворняга просто умерла бы.

— Бутыль, — сдержанно сказал Фредди, — особенно хорош с мышами. По чести, ты просто должна пойти в конюшню, дать ему шанс.

— Спасибо, я видела все, что надо.

— Не хочешь посмотреть его в деле?

— Нет, не хочу.

— Тогда, — мрачно сказал Фредди, — говорить не о чем. Отведу его в Матчингем.

— Почему?

— Он там живет.

— Это собака Руперта?

— Конечно.

— Значит, ты видел Руперта?

— Естественно.

— Ты его предупредил?

— Это не нужно. Гертруда ему написала.

— Быть не может!

— Может. «Знаем ли мы», и так далее. На мой взгляд, отставка. А что до Бутыля, ты учти, что он мопсов не видел. Мыши — вот его стезя!

— Господи, что ты порешь? Подумай о Гертруде. Надо ее как-то спасти.

— Могу с ней поговорить, но ничего не выйдет. Что поделаешь, тенор! Ну, я пошел. Прошу прощения…

Из ближних кустов высовывалась честная морда. Бутыль хотел убедиться, что прозвучал отбой.

Поговорить с Гертрудой удалось только тогда, когда пили коктейль перед обедом. Настоящий торговец, мастер своего дела, не сдается. Причесываясь, Фредди понял, как убедить тетю, и, спустившись в столовую, вспомнил о своей миссии. Гертруда сидела у рояля, наигрывая что-то мечтательное.